Когда наступало утро и Костанца понимала, что впереди еще один день, она мрачнела и грубила родным. Только рядом с Альфонсо, который приходил навестить ее почти каждый вечер, она снова становилась милой и ласковой, как прежде, хотя ее молчание, бледное лицо и печальная улыбка выдавали ее страдания. Костанца льнула к Альфонсо, словно ребенок. Он говорил, что сделает ее счастливой, что всегда будет защищать ее, – и она верила. Он держал ее за руку, иногда целовал, не зная, как еще подбодрить и утешить ее. Успокоенная его присутствием, Костанца прижималась к нему всем телом. Альфонсо смотрел на нее глазами, полными доброты и понимания, и не находил ничего лучше, чем отвлекать любимую рассказами о своей футбольной команде: Доменико Тарро на днях подвернул ногу, вчера на поле стояла адская жара, Ваккаро не забил пенальти. Ничего особенного, но Альфонсо казалось, что Костанце нравится его слушать.
Однажды вечером Альфонсо пришел взволнованный, с долгожданной новостью: Хьюлитт пригласил его в команду. Но Костанца отреагировала довольно прохладно, и Альфонсо подумал, что совершил ошибку. Как будто, говоря о будущем, он проявляет неуважение к ее горю. Костанца молча встала и отправилась искать младшего брата.
Гульельмо не очень хорошо понимал, что такое смерть. Он знал только, что мертвые никогда не возвращаются, – так ему ответили на вопрос, когда папа вернется с небес. Гуляя с Кармелиной, он приглядывался к мужчинам, чьи внешность и походка напоминали отца, уверенный, что однажды увидит его в толпе и приведет домой, к всеобщей радости. Но с каждым днем отцовские черты стирались из его памяти, пока не остались лишь круглые очки и черные усы. Тогда Гульельмо задумался: как же он узнает папу? Наверное, именно поэтому мертвые не возвращаются: никто их больше не узнаёт и они теряются навсегда.
Он не находил утешения ни в окаменевших руках матери, ни в навязчивых объятиях Костанцы, которая тискала и прижимала его к себе до тех пор, пока он не начинал извиваться, как кот, и не убегал, чтобы не задохнуться.
Только в октябре, когда Гульельмо пошел в школу, ему показалось, что все вновь пошло своим чередом; он наслаждался школьной суетой и мечтал остаться учеником навсегда.
6
Внешне Руджеро старался сохранять спокойствие, но с трудом узнавал себя в той роли, которую столь сурово навязала ему судьба. У него не получалось мыслить достаточно ясно, чтобы исполнять те обязанности, которые, как он полагал, теперь лежали на нем, единственном мужчине в семье. Изо дня в день откладывал он изучение документов, касающихся семейной собственности и инвестиций, доставшихся им в наследство от деда по отцовской линии, который работал в Мессине нотариусом. Отец совсем не подготовил Руджеро к управлению имуществом, о котором ему отныне придется заботиться. Университетской стипендии на повседневную жизнь хватало, так что к семейному капиталу они пока не прикасались. Но и медлить больше не стоило: нужно было вызвать Джулио Губитози, управляющего, и вместе с мамой определить, сколько средств им требуется на жизнь. К счастью, капитал у них был солидный: арендная плата за все квартиры, не считая той, что на площади Кайроли, которая отойдет Костанце, когда она выйдет замуж, плюс доходы от акций судоходных компаний.
Однажды утром, преодолевая отвращение к тому грузу, который он должен взвалить на себя, а главное, в надежде раскрыть загадку смерти отца, Руджеро уговорил мать и вошел наконец в отцовский кабинет. На мгновение он рассердился на отца, который не оставил даже записки ни о причине своего поступка, ни о том, что им делать дальше. Но это продлилось всего мгновение, потому что при виде открытого ящика стола с привычными вещами Руджеро разрыдался. Сколько раз в детстве, тайком от отца, не позволявшего расхищать свои сокровища, приходил он сюда порыться в этих карандашах, ластиках, ножах для бумаги, скрепках… Руджеро достал из кармана связку ключей, которую дала ему мать, и уставился на них с таким чувством, будто собирается совершить святотатство. Но он быстро взял себя в руки. «Папы больше нет», – мысленно сказал он и отпер нижний ящик стола.
Там лежала старая кожаная папка, на которую была наклеена этикетка с надписью «Джулио Губитози». Он открыл ее и быстро пролистал содержимое. Все было тщательно систематизировано и находилось в идеальном порядке, это успокоило Руджеро. Интересно, было ли так всегда, или отец привел бумаги в порядок перед тем, как уйти из жизни? Руджеро не стал долго раздумывать об этом. Радуясь, что все на своих местах, он решил связаться с Джулио.
Потом он открыл левый ящик, тоже запертый на ключ; там были папки с историями болезней. Его внимание привлекла одна из них, единственная, где не было этикетки. Он взял ее и положил на стол. В папке лежала не обычная медицинская карта, которые Руджеро не раз видел в клинике, когда приходил к отцу. Возможно, это карта одного из немногих пациентов, которых отец лечил в частном порядке. Руджеро открыл папку. Взял в руки первый лист. Там стоял штамп римской больницы имени Умберто I.