– Стало бы тебе легче, если бы ты узнала, почему отец так поступил? Тебе было бы проще переносить эту боль?
– О чем вы говорите? Вы что-то знаете и скрываете от меня?
– Костанца, – сказал Руджеро без дальнейших прелюдий, – папа был очень болен. У него был рак. Болезнь, которая уничтожала его тело и дух. У него не было шансов.
– Рак! – возмущенно воскликнула Костанца. – И вы знали! Почему же вы мне не сказали?
– Как ты могла такое подумать? Все было совсем не так, Костанца.
Руджеро рассказал сестре, как нашел документы, и протянул их ей, чтобы она могла прочесть их сама.
– Я понимаю, теперь ты чувствуешь себя преданной, потому что он ничего нам не сказал. Я почувствовал то же самое, когда только прочитал все это, но потом задумался. Мне кажется, папа собирался нам рассказать со временем.
Руджеро глубоко вздохнул и продолжил:
– Но потом пришла эта телеграмма, в которой был его приговор. Мы и представить себе не можем всю глубину его отчаяния. Папа зашел слишком далеко в переговорах со смертью и наверняка даже не осознавал, что уходит в день твоей помолвки.
Слово взяла тетя Джустина:
– Костанца, мы никогда не узнаем, о чем он думал, но теперь мы, по крайней мере, понимаем, что он умер бы в любом случае. И это может стать нам большим, хоть и горьким, утешением.
Костанца не отрываясь смотрела на измятый листок, словно это было прощальное послание отца.
Несколько дней спустя из Нью-Йорка пришло наконец письмо от Антонио Витале, самого близкого друга Доменико. Агату оно порадовало. С теплотой и любовью вспоминала она Антонио, врача с выдающимися моральными и человеческими качествами. Ее мужа связывала с ним долгая и крепкая дружба.
В том же конверте лежал еще один сложенный вдвое листок, на котором было написано: «Для Костанцы». Джустина сразу отдала его племяннице.
– Вот, дорогая, еще одно письмо от твоей подруги из Нью-Йорка. Это уж такое, как надо!
Костанца почти вырвала письмо у тети из рук и стала читать.