Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

Жить в клопиной, нищенской каморке,
Что-то день грядущий принесет?
Нет, люблю я этот тихий гнет,
О, Христос, Твой грустный мир прогорклый.
‹…›

Все смешалось — радость и страданье,

Теснота и ширь, и верх и дно,
И над всем звенит, звенит одно
Ликованье[782].

Но двойственность самоощущения героини в «Стихах» не выливается в контрастные внешние проекции лирического «я» и снимается победой духа и веры над бытом и жизненными обстоятельствами. Именно чувство ликованья, рождаемое осознанием важности и праведности своего пути и мелочных ежедневных забот, давало силы преодолевать ту тяжелую, поистине подвижническую жизнь, которую вела в последние годы мать Мария. Если в «Дороге» поэтесса по примеру Франциска Ассизского училась видеть Господа в каждой земной твари, а в «Руфи» — в плодах земли и труде, то в «Стихах» она стремится находить Бога даже в грязных углах, прозревать его в заблудших душах: «Что кажется, — вот пьяный нищий встречный, — / А за спиной широких крыл размах»[783].

Итак, в дореволюционных сборниках Е. Ю. Кузьминой-Караваевой сменяется несколько образов женственности, спроецированных на устойчивые культурно-исторические модели. Жизненное странствие лирической героини на разных этапах носит различный характер и имеет разное духовное наполнение, но основным его стержнем можно назвать поиск Бога и собственного предназначения. Процесс письма становится главным способом осмысления собственной идентичности и выходом из немоты, априори предназначенной женщине в маскулинной культуре.

По мнению С. Ю. Воробьевой, «образ, отмеченный феминной креативностью, теоретически должен являть собой деконструкцию традиционного маскулинно-патриархального канона „женственности“ и „мужественности“ (именно деконструкцию, а не опровержение или антитезу)», а также быть диалогичным и принципиально незавершенным[784]. Если посмотреть на выявленные нами проекции фемининности в лирике Кузьминой-Караваевой с этой точки зрения, то подобную деконструкцию мы действительно можем увидеть в переосмыслении в ее поэзии устоявшихся представлений о женственности, проводимом исподволь, без эпатажа. В «Скифских черепках» она создает андрогинный образ воительницы-амазонки, апеллируя к полумифическим временам; в «Дороге» рефлексирует над типом странника-проповедника, исторически свойственным, скорее, мужчинам (св. Франциск Ассизский, А. Добролюбов); в «Руфи» традиционно мужские роли кормильца-земледельца, заступника, спасителя слабых (Христос Спаситель), пророка и аскета-пустынника также оказываются апроприированы женщиной (Руфь-труженица и Руфь-Богородица, пророчица-вестница, отшельница). Даже монахиня в интерпретации Кузьминой-Караваевой — не кроткая дева, возносящая молитвы за стенами монастыря, а деятельный «социальный работник», врачующий язвы общества. Эволюция образов саморепрезентации идет от максимально отдаленной от биографического автора роли к максимально приближенной и соответствующей ее реальному социальному статусу. Писательница движется от стилизации к «документальной» и исповедальной лирике.

А. А. Голубкова Репрезентация амбивалентности гендерного подхода в пьесе Тэффи «Женский вопрос»

Творчество Надежды Александровны Тэффи (в девичестве Лохвицкой, по мужу — Бучинской, 1872–1952) относительно неплохо исследовано. В базе ИНИОН поиск по ключевым словам выдает более 170 статей, в каталоге РГБ находятся 10 диссертаций, посвященных ее творчеству[785]. В 1999 году в ИМЛИ им. А. М. Горького РАН вышел сборник статей «Творчество Н. А. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX века»[786]. К 150-летнему юбилею Тэффи в 2022 году готовится специальный выпуск журнала «Russian Literature». Ее сборники рассказов и воспоминания довольно часто переиздаются: с 2008 по 2011 год публиковалось Собрание сочинений в пяти томах. Однако бóльшая часть исследований посвящена комическим аспектам ее творчества, а также лингвистическому анализу ее рассказов. Очень часто творчество Тэффи рассматривается вместе с произведениями Аркадия Аверченко и Саши Черного. Драматургическим опытам писательницы посвящены статьи Е. Н. Брызгаловой «Одноактная драматургия Н. А. Тэффи» и «Кабаретная драматургия Тэффи»[787].