Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

В связи с этим возникла необходимость более точно обозначить специфику названного явления, в том числе в терминологическом поле. Исходя из дуалистической природы образа, объединяющего мортальное и женское (последнее традиционно связано, с одной стороны, с рождением, с другой — в христианской традиции — с первородным грехом), предлагаю такую номинацию, как мортальная фемининность[863]. К несомненным мортальным фемининным образам относятся прежде всего героини, прямо названные в тексте «Смертью», однако границы понятия могут быть расширены. До каких пределов — вопрос дискуссионный и требующий дополнительных исследований. Например, можно вспомнить известный балладный сюжет о мертвой невесте и его интерпретации в эпической прозе. К мортальным фемининным образам принадлежат героини «Коринфской невесты» И. В. Гете (см. также известное русское переложение А. К. Толстого) и новеллы Т. Готье «Аррия Марцелла». Более близкий пример из русской литературы модернизма — «Клуб Настоящих» (1916) Е. А. Нагродской: случайная встреча с Каликикой вводит главного героя в странное общество, где нормой считается скрытая в обыденной реальности сторона человеческой души, нередко связанная с безумием. В том же ряду — Ненюфа, основательница этого клуба, в котором «люди от времени до времени могут быть самими собою»[864]. Желание всегда оставаться «настоящим» приводит другого героя новеллы, Маркела Ильича (Марселя), к иному средству, слишком ясному и простому, чтобы быть названным напрямую: к возможной смерти[865].

Важным этапом развития обозначенной традиции становится «Ошибка смерти» (1915[866], опубл. 1917) В. Хлебникова, общая преемственная связь которой с пьесой Блока «Балаганчик» отмечалась уже современниками; так, М. А. Кузмин в своей рецензии прямо писал о том, что пьеса «чем-то напоминает „Балаганчик“ Блока, особенно в конце»[867]. Однако нас будут интересовать прежде всего типологические особенности образа заглавной героини в обеих пьесах: соотношение демонического и идиллического начал, а также эволюция собственно мортального фемининного образа от иронически-сниженного у Блока к гротескному у Хлебникова.

Как представляется, ключом здесь может быть предложенное Д. М. Магомедовой типологическое сопоставление «идиллической» и «демонической» героинь в русской литературе[868]. На это можно возразить, что данная концепция предполагает обязательное присутствие в произведении именно пары противопоставленных друг другу героинь, одна из которых воплощает ангелическое, другая же — демоническое, стихийное начало, провоцирующее героя на резкую перемену своей судьбы (созидание нового через разрушение исходной ситуации)[869]. Однако не будем забывать, что в героине блоковского «Балаганчика» изначально объединены несколько ипостасей: персонажа комедии дель арте Коломбины, «картонной невесты» Пьеро, «подруги» его соперника-двойника Арлекина — и прекрасной девы, материально воплощающей в себе смерть, прихода которой как избавления ожидают Мистики. Разные ипостаси героини актуализируются в зависимости от того, кто и как ее воспринимает. Драматическое произведение, согласно П. Пави, «пронизывает система точек зрения — драматургии, постановки, актерской игры, — каждая из которых определяет последующую и отражается, таким образом, на заключительном элементе представления»[870]. Поэтому можно говорить о том, что структура, предполагающая особое внимание к разным точкам зрения, отражает как драматическую природу самой пьесы, так и значимость для нее темы «театр в театре» (выраженную через использование традиций комедии дель арте и выход на метауровень).