Мама часто изображалась женщиной смелой и отважной, как в рассказе Б. С. Житкова «Как Саша маму напугал»[1339]
. Мама могла быть растерянной, и тогда на помощь ей приходили другие герои, как в рассказе И. Полянской «Воздушный шар»[1340]. Иногда мама представала женщиной, знающей существенно меньше, чем ее ребенок (воспитанник детского сада или ученик школы), но всегда желающей учиться, как в рассказе Житкова «Цветок»[1341]. Ребенок выступал для мамы проводником в новый просвещенный мир. Черно-белые графические рисунки Р. Великановой к рассказам Житкова изображали женщин в платках, создавая образ «закрепощенной», «невежественной» женщины: не передовой делегатки или бравой работницы фабрики, а домохозяйки, всецело посвятившей себя детям. «Сбрасывание платка» в 1920–1930-х годах в буквальном смысле символизировало переход женщины из «темноты и невежества» к радостям свободной и осмысленной жизни. Для принятия нового образа нужно было отказаться от прежних представлений о роли и месте женщины в обществе и выйти из круга исключительно домашних обязанностей, т. е. отправиться на работу. Это и сделала героиня рассказа Р. А. Энгель.Книга Энгель «Люлик в детском саду»[1342]
и образ матери в ней были высмеяны С. Я. Маршаком на совещании по детской литературе, проходившем в январе 1936 года. Маршак обратил внимание на сюжет книги, который напоминает хоррор:Мать привела Люлика в детский сад и ненадолго оставила его во дворике у кучи песка. Ребенок соскучился без матери и пошел ее разыскивать. И что же? В первой комнате его без всяких разговоров остригли наголо, во второй комнате забинтовали с головы до ног. Потом он прогулялся по всему детскому саду, выпустил из коробки живых лягушек, прошелся по коридорам, и никто его даже не остановил и не заметил. Ходит себе мальчик и ходит. ‹…› Выходит, что детский сад — это что-то вроде мясорубки. Попал в воронку, и тебя уже закрутило[1343]
.В произведении вновь возникает частый в детской литературе образ отсутствующей матери: портрета мамы нет в тексте, и мы понимаем, что она очень занята. Зато мальчик встречает других женщин, которых мы видим его глазами. Это повара в детском саду: «три толстухи с засученными рукавами, похожие друг на друга, как три одинаковые чайные чашки»[1344]
и музыкальная работница: «…перед пианино сидела какая-то тетя. ‹…› И Люлику ужасно захотелось самому ходить под музыку, махать флажком, слушаться команды удивительной пианинной тети»[1345].На обложке книги Энгель художник В. Ф. Бордиченко изобразил счастливую маму, которая держит за руку своего оглядывающегося на игрушки сына. Советская мама счастлива, потому что ей удалось договориться с заведующей детским садом о месте для Люлика. Однако в журнале «Детская литература» была напечатана разгромная рецензия «Против формализма и штампа в иллюстрациях к детской книге», в которой безымянный автор раскритиковал иллюстрации Бордиченко[1346]
. Книга Энгель больше не переиздавалась, но осталась в истории детской литературы как произведение, описывающее преимущества яслей и детского сада для подрастающего поколения и для работающих мам.Дополняют коллективный портрет женщины-матери образы матерей-старушек, в изобилии присутствующие в сборнике детских стихов, выпущенном в «Детиздате» в 1939 году Ленинградским домом литературного воспитания[1347]
. В представлениях юных поэтов (Анатолия Чепурова, Абрама Плавника, Юрия Капралова) мать — это женщина, прожившая 40–50 лет, уже старушка, а ее седина — показатель глубоких переживаний и страданий. О том, как важен образ страны-матери (о котором шла речь выше) для сознания молодого поколения, свидетельствует уже первое стихотворение сборника — «Песня молодости» Юрия Николаева, в котором большая многонациональная страна сравнивается с любящей матерью: «Будет страна, как счастливая мать, / Юность в колонны труда принимать»[1348]. Так показано, что образ мужественной, мудрой матери, всегда готовой помочь и верящей в своих детей, чрезвычайно важен для нового человека, строителя социализма.