Критик Н. Болдырев в целом приветствовал появление новой книги ударницы-колхозницы, но отметил ряд недостатков: агрономический уклон текста (объяснялся он тем, что книга «Детиздата» явилась переработкой ранее вышедшей книги Демченко[1361]
) и плохое качество иллюстраций. Критику не понравился также образ самой Демченко, созданный В. Катаевым в предваряющем издание очерке: «В очерке Катаева Демченко выглядит какой-то изломанной, претенциозной женщиной, легко поддающейся своим настроениям. ‹…› Вместо веселой, жизнерадостной, целеустремленной девушки Катаев нарисовал нервозную даму»[1362]. Однако Болдырев, избирательно выхватив цитаты, упустил несколько существенных деталей в описании Марии. В предисловии, сделав лирическое отступление от темы беседы, Катаев подчеркнул в образе юной колхозницы мальчишеские черты: «Свежий ветер трепал ее по-мальчишески стриженые волосы, вырывал из-под гребенки. Из-под джемпера выглядывал белоснежный воротничок мужской рубашки с новеньким галстуком»[1363]. А узнав, что Мария работала в 1931 году бетонщицей на шестом участке Магнитки, Катаев не удержался от слов восхищения:Знаменитый шестой участок. Знаменитое состязание с Харьковом. Так вот оно что! Вот откуда у Марии Демченко эта изобретательность, этот наблюдательный, хозяйский глаз, эта трудовая дисциплина! Она прошла хорошую пролетарскую, комсомольскую школу, эта упорная, настойчивая, целеустремленная девушка![1364]
Новая героиня своего времени, Мария Демченко, как и Алексей Стаханов, и Прасковья Ангелина, являлась не только инициатором новых форм и методов социалистического труда, но и активно пропагандировала их. Предполагалось, что советским детям были нужны подобные герои. Имена их становились нарицательными, им подражали, на них ориентировались.
Чрезвычайно популярными и важными для детской литературы 1930-х годов были книги К. Г. Паустовского, открывшие новые темы. Словно предугадывая и реализуя тезисы Горького о задачах книг для юных читателей — будущих строителей коммунизма, развивающих свои способности и таланты[1365]
, — Паустовский в начале 1930-х создает повести о покорении бесплодных земель, о силе человеческого духа и разума «Кара-Бугаз» (1932) и «Колхида» (1934), которые сразу вошли в круг юношеского чтения и неоднократно издавались в «Детгизе»[1366]. В повестях Паустовского можно найти разные женские типы: безымянные «девушка-химичка из Москвы» и «женщина-инженер, седая и усталая, похожая больше на врача»; женщина-афганка Начар; заведующая женотделом Бариль («Кара-Бугаз») и ботаник Елена Сергеевна Невская («Колхида»).Весь образ Елены Сергеевны Невской опровергает мнение героев-мужчин повести о женщине-ученом: «До сих пор в его (капитана. —
Эх, моряцкая жизнь, будь она проклята! Палубы, штурвалы, трюмы, бункеровки, аварии — за всем этим проскользнула жизнь, стороной прошли вот эти смеющиеся, прекрасные женщины. И не какие-нибудь буржуазки в полосатых пижамах и с красными от лака ногтями, а родные женщины, что умели драться на фронтах, жертвовать собой, жить для будущего[1368]
.«Родная женщина», простая, близкая, внимательная, противопоставлена женщине буржуазной, избалованной, капризной, вычурной.
Автор вслед за героями восхищается сильной женщиной, не утратившей на тяжелой работе свою женственность. По сути, в «Колхиде» воспета и прославлена советская наука в лице женщины (матери, подруги, работницы):