Женщина на одно утро. Щедрость пирата

— Как ты можешь пить эту горькую гадость, я не понимаю! — воскликнул он и обнял меня за плечи. Андре прижал меня к себе, и слезы прорвались наружу. — Ну-ну, не надо! Все образуется. Все будет хорошо.

* * *

Я совсем не знала Одри, для меня она была и оставалась смутным воспоминанием, обрывочными картинками — ее темные волосы, смеющееся лицо, белые крупные зубы, какие обычно бывают у американцев или зажиточных европейцев. Несмотря на то что я знала теперь, что именно Одри скрывалась под темными мешковатыми тканями восточной одежды, мое подсознание так и не поставило знака равенства между незнакомкой с огненным коктейлем в руках и красавицей Одри. Для меня это были две разные женщины. Я не могла представить себе ни цепей, ни наручников, ни оранжевой униформы, в которую переодевают всех, попадающих в тюрьму, ни номера на груди, заменяющего имя и будущее. Сидя в синем спортивном автомобиле Андре, я пробегала по улицам взглядом и мысленно ускользала от невыносимого настоящего в воображаемое будущее — мой параллельный мир. В моих мечтах была зима, за окном мело — белая метель закручивала мир в невидимую спираль, и теплый дом, мохеровые носки в полоску и чашка имбирного чая становились почти раем. Маленькая идеальная реальность внутри стеклянного шара с фальшивым снегом из пенопластовой крошки. Я соскучилась по холоду и по бледным лицам без загара. В мечтах я сидела дома и читала книжку. Это было так просто и почему-то так трудно и недостижимо.

— Ты как? — спросил Андре. Этот вопрос был паролем, проверкой связи, контрольной фразой, отзыв на которую — улыбка, поцелуй, пожатие руки.

— Ничего, — бросила я в ответ, не поворачиваясь. Я словно погрузилась в анабиоз, отказываясь сознательно принимать тот факт, что меня везут в тюрьму на встречу с человеком, которого я надеялась больше никогда не видеть. Разве что на суде. Там не так страшно, наверное. — Я не выспалась.

— Извини, — пробормотал Андре фальшиво-пристыженным тоном, как будто он мог жалеть о том, что не дал мне спать. Как будто я жаловалась на это! Мы обменялись короткими взглядами-улыбками, два заговорщика, укравшие для себя целую ночь, и подобие улыбки коснулось моих губ.

— Далеко нам еще ехать? За сто первый километр? — Я усмехнулась, но Андре, кажется, не понял моей шутки. Он сверился с навигатором и принялся объяснять мне, что раньше преступников парижского региона размещали в тюрьме предварительного заключения — в Санте. Это старинное красивое здание, построенное из тяжелого темного кирпича. Настоящий памятник архитектуры. Впрочем, в Париже все — памятник архитектуры, так что меня этим было не удивить. В Париже дом, построенный меньше, чем триста лет назад, считается вполне новым.

— Тюрьма Санта, — намеренно исковеркала я, — для Санта-Клаусов, что ли? Тех, что приходили к детям пьяными? — Я рассмеялась. — Или тех, кто выпадал из камина. Слушай, вот интересно, Андре, ну откуда ты обладаешь такими познаниями в отношении французских тюрем? Ты там был? Неужели ты делал пластические операции заключенным — из благотворительных соображений?

— Никаких особых познаний у меня нет, а ты ведешь себя просто ужасно! — возмутился он и посмотрел на меня с осуждением.

— Я веду себя вполне нормально для человека, который едет в тюрьму для Санта-Клаусов. Знаешь, когда тебя везут в тюрьму, никогда нельзя быть уверенной на сто процентов, что выберешься из нее обратно. Тюрьма — она как кикимора болотная, зовет, манит к себе и норовит утопить любого, кому случилось пройти мимо. Слышал такую фразу — «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».

— Следуя твоей логике, все адвокаты должны кончать тем, чтобы попадать в тюрьмы — уж они-то там каждый день бывают. Но ты, прежде чем устраивать мне этот цирк, спросила бы, куда мы едем. Тюрьма для Санта-Клаусов, как ты ее называешь, закрыта на ремонт. Одри содержится в другой тюрьме — Флери-Мерожи. Там вполне приличные условия, особенно для тех, кто еще не осужден. Интересный факт — тюрьма построена в форме сердца. Считается, что она делает людей добрее.

— Господи, о чем мы говорим! Тюрьма в форме сердца! — воскликнула я.

Однако тюрьма Флери-Мерожи, действительно, оказалась не таким уж и страшным местом. Когда мы подъехали ближе, я была вынуждена признать, что ошиблась — мое воображение рисовало совершенно другую картину. Уж точно не эту, почти что деревенскую, напомнившую мне Авиньон тишиной, милой зеленью придорожных деревьев и узеньких дорог, по которым, наверное, так приятно ездить на велосипеде. Конечно, серые стены тюрьмы не прибавляли веселья, но и не выглядели очень уж мрачно. Парковочные зоны, равномерные прямоугольнички окон, пропускной пункт — такой же, как в нашем московском Олимпийском, когда проходишь на какой-нибудь концерт рок-звезд. Тюрьма являлась частью жизни людей, стоявших в очереди на проходной, как больница или почта — в случае когда часто приходится отправлять посылки родственникам, живущим вдали. Одна из граней обыденности.