– У нее всегда было очень мало знакомых ребят. Конечно, она ходила на вечеринки, к тому же несколько лет назад мы устроили ее в школу танцев – в танцкласс и класс балета. Что касается парней, то все они теперь какие-то странные, и это меня обескураживает. А вообще-то у нее были в основном подруги.
– А Джерри Килпатрик? Насколько мне известно, он приезжал к вашей дочери.
Крэндел покраснел.
– Откуда вы это знаете?
– Мне сказала ваша жена.
– Женщины всегда болтают лишнее, – заметил он, – Да. У нас с ним был спор. Я попытался сбить парня с его жизненной философии. Я дружески спросил его, чем он собирается заняться в жизни, а он ответил, что единственное его желание – это чтобы его оставили в покое. Мне его ответ не понравился, и я посоветовал ему подумать о том, что случится с нашей страной, если все станут на такую позицию. Он ответил, что со страной это уже случилось. Не знаю, что он подразумевал под этим, но его тон мне тоже не понравился. Я сказал, что если его жизненная философия на самом деле такова, то ему лучше убраться из моего дома и больше не являться сюда. Этот молодой хам заявил в ответ, что сделает это с большим удовольствием. Он уехал и больше не появлялся. Ну и скатертью дорога.
Лицо Лестера побагровело, а на виске стала пульсировать маленькая жилка. Я почувствовал к нему симпатию.
– Жена сказала мне тогда, что я поступил неправильно, – продолжал он, – Знаете, как смотрят на это женщины. Они считают, что девушка обязательно останется старой девой, если не выйдет замуж в восемнадцать лет или, по крайней мере, не будет помолвлена.
Крэндел поднял глаза к потолку и прислушался. Я тоже молчал.
– Господи, что она там делает столько времени?
Он встал и пошел к двери. Я тоже поднялся, и мы вышли в холл. Он шел тяжело, опустив плечи. Казалось, отчаяние подействовало на него только физически и еще не дошло до сознания.
Из-за двери в библиотеку слышались сдавленные рыдания. Миссис Крэндел стояла возле книжных полок и горько плакала. Муж подошел к ней и, поглаживая ее по спине, попытался успокоить.
– Не надо плакать, мама. Мы вернем ее обратно.
– Нет, – она говорила, качая головой, – Сьюзен никогда не вернется сюда. Мы не имеем права тащить ее на старое место.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Это не наше место. Все, кроме тебя, знают это.
– Это неправда, мама. Я достиг большего, чем любой в этом квартале. Я мог бы купить и продать любого из них.
– Ну и что из этого? Что? Мы тут как рыбы, вытащенные из воды. На этой улице у меня нет друзей-ни у меня, ни у Сьюзен.
Своими большими руками он обнял ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Все это ты только вообразила, мама. Например, когда я прохожу по улице, меня всегда встречают дружескими улыбками. Люди знают, кто я такой, знают мне цену.
– Может быть, они и знают. Но это не поможет ни мне, ни Сьюзен.
– В чем не поможет?
– Просто жить, – ответила она. – Я все время старалась делать вид, будто у нас все о’кей. Но теперь-то мы знаем, что это не так.
– Все будет о’кей. Я гарантирую, что будет! Все будет прекрасно.
– Нет, не будет, никогда не будет.
Она устало качала головой. Он привлек ее к себе и рукой придержал голову, словно это покачивание неприятно действовало на него. Потом он откинул со лба ее волосы. Ее лоб, без единой морщинки, страшно контрастировал с заплаканным лицом. Она приникла к нему и расслабилась, так что ему пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Теперь передо мной была совсем другая женщина, женщина, жизнь которой разбита.
Так, обнявшись, они вышли в холл, оставив меня одного. Я заметил на углу стола маленькую книжечку в красном переплете, присел и стал разглядывать ее. На коже переплета золотом блестело тисненное слово: «Адреса», а на первой страничке еще не оформившимся детским почерком Сьюзен написала свое имя.
В книжке было три женских имени и одно мужское – Джерри Килпатрика. Теперь я понял, почему так плакала мать Сьюзен. Их семья была одиноким трио, а теперь их осталось всего двое.
В комнату вошла миссис Крэндел и прервала мои размышления. Она умылась и причесалась, сделав это быстро и искусно.
– Простите, мистер Арчер, я не хотела сказать, что все уже рухнуло.
– Никто так и не думает. Но вообще задуматься над этим иногда бывает полезно.
– Не для меня и не для Лестера. Сейчас он очень расстроен. Он очень эмоциональный человек, хотя по виду этого не скажешь. И он очень любит Сьюзен.
Она наклонилась над столом. Я подумал, что даже горе идет ей. Она была из тех женщин, которых красят сильные эмоции.
– У вас разбита голова, – заметила она.
– Это дело рук Джерри Килпатрика.
– Наверное, я ошиблась в нем.
– Так же, как и я, миссис Крэндел. Так что же мы будем делать со Сьюзен?
– Не знаю, что и делать.
Она стояла надо мной, листая пустые страницы записной книжки.
– Я разговаривала с девушками, которых она знает, особенно с теми, кто живет здесь. Но у нее нет настоящих подруг. Они только ходили вместе в школу и играли в теннис.
– Что, по-вашему, самое главное в жизни восемнадцатилетней девушки?