Женщина с изъяном

Что было гораздо хуже, вместе с этим желанием во мне росло и доверие. Пусть он и не был тем, кого я мечтала когда-то почувствовать рядом — человеком, сильнее меня, кем-то, на кого можно было безоглядно опереться, в чьем присутствии я решилась бы безбоязненно расслабиться, — но он казался по-настоящему надежным. Тем, кто может и не сравнится со мной в силе духа и силе колдовской, но точно не предаст.

Понимание этого сворачивалось в груди теплыми кольцами, заставляло чувствовать себя не в своей тарелке, и вместе с тем — почти счастливой.

— Нужно все-таки поговорить с Иветтой. Она та еще сука, но умеет подбросить нужную мысль, — Даниэль легко погладил мое колено, и тут же спохватился. — Извини.

Ему на полном серьезе было неловко передо мной за единственное случайно сорвавшееся слово, и я потянулась навстречу, погладила его по волосам, слегка натягивая немного вьющиеся пряди.

— За это я люблю высокородные семейства.

Он смазано улыбнулся уголками губ, а потом вдруг поцеловал моё запястье. Легко, коротко и очень нежно.

— Я даже не знаю, что чувствовать насчёт того, как вы оба считаете своим долгом защищать меня. Руперта я понимаю. Тебя…

— Тебе не нужно понимать, — я склонилась ближе, осмелившись погладить теперь его висок. — Я уже говорила тебе, это моя работа, Даниэль. Я не могу не делать этого. А ты знаешь то, чего не знаю я. К тому же, ты сильнее меня физически. Это просто… данность.

— И почему я раньше избегал ведьм?

Мне было очень интересно, почему, но Даниэль не позволил мне спросить. Подавшись вперёд, он поцеловал меня медленно и сладко. В первый раз по-настоящему. Не в порыве пьянящей страсти, от которой кружилась голова, не из необходимости ответить в момент, когда я потянулась к нему, не из вежливости, а потому что сам хотел.

Хотел, но не настаивал, мягко ловил губами мои губы, легко обводил их языком.

Это были нежные, чувственные, немного неловкие поцелуи.

Лагард давно ни с кем не целовался с удовольствием. Как, впрочем, и я.

Я обвила руками его шею, и Даниэль поднялся, увлекая меня за собой. Ему было неудобно стоять, обнимая меня, и я немного подтолкнула его к кровати.

По всему выходило, что отложить даже такой важный разговор нам всё же придётся.

Даниэль молчал, гладил мою спину, касался так бережно, что я сама потянулась, чтобы развязать ворот его рубашки.

Позволяя ему прикасаться к себе, я с осторожностью касалась его, полагая, что после всего это может быть ему неприятно. Если бы меня рвали на части палачи, я бы тоже не желала ничьих прикосновений.

Однако он не застывал под моими руками, не пытался избежать малейшего касания. В первый момент его мышцы каменели, а потом он, не решаясь подставляться, просто принимал.

Как давно его в принципе не касался никто, кроме тех самых палачей, Руперта и доктора?

Поглаживая пальцами его шею, я никуда не торопилась, только время от времени касалась губами его губ, приучая к себе.

Его нужно было именно приучать.

Да и себя тоже.

Мы оба привыкли к одиночеству, нам было в нём удобно.

В отличие от него, я и не пробовала иначе.

Осторожно, чтобы не стряхнуть мои руки, Даниэль наклонился, провёл губами по линии моего подбородка.

— Как думаете, маркиза, не стоит ли нам всё бросить и стать парочкой авантюристов? Быть сегодня здесь, завтра там. Ни перед кем не отчитываться, ничего не бояться. Я хотел, Руперт отговорил.

Я засмеялась так же тихо, как прежде, но намного отчётливее, и притянула его ближе.

— Готова спорить, в случае первых же проблем ты попытаешься договориться с разбойниками по законам чести, которыми руководствовался при дворе.

— Я всегда тяготился этой необходимостью.

— Соблюдать законы чести или договариваться с разбойниками?

— Бывать при дворе.

Я впервые видела его лицо настолько близко.

Лагард не пытался отвернуться или отвлечь меня, позволял рассмотреть каждую чёрточку, каждую появившуюся слишком рано морщинку.

Кричал ли он от боли в тех проклятых подвалах?

Умолял ли их, будучи готовым на всё, лишь бы только они остановились?

Судя по тому, что глаз у него остался всего один, нет.

И это он называл отобранным достоинством…

Я снова потянулась к нему, но мы вздрогнули оба, когда в дверь моей спальни отчаянно заколотили кулаком.

— Маркиза! Маркиза! Леди… Даниэла!

Даниэль сорвался с места первым.

Голова у меня слегка кружилась, и, предполагая, что с ним сейчас творится то же самое, я успела испугаться, что он споткнуться. Полуслепой человек в темноте…

Лагард не споткнулся, не упал, его даже не занесло.

Он распахнул дверь, и Агата рухнула ему на руки — судя по тому, что ему пришлось опуститься на колени, чтобы поймать её, она уже оседала на пол.

— Твою мать… Мать твою! Дани!

Этих секунд мне хватило, чтобы зажечь свечи и шагнуть к ним.

И тут же мне в нос ударил запах крови.

Она была везде: на лице Агаты, на её руках, на юбке. Сочилась из разбитых губ, склеивала волосы.

Её нос был неестественно свёрнут на бок, а два пальцы выгнуты. Когда её били, она пыталась закрыться рукой. Наверняка прикрывала живот.

— На кровать, быстро!

Даниэль подхватил её легко и не раздумывая, бережно уложил на спину.