Женщина с Марса. Искусство жить собой

– А они должны? Все, что должны нам наши дети, – чувствовать нашу поддержку и идти вперед. Самостоятельно и не оглядываясь. И вот придя к себе, они смогут нести других.

…рождается малыш,

и мать берет его на руки и несет по извилистым тропинкам, светлым дорогам,

и он глядит на мир из крепких защищающих объятий, не ведая ни опасности,

ни страха,

и ему спокойно, и мама – волшебница,

и он засыпает от легкого покачивания на пути,

а мать идет вперед. Все идет и несет.

И подрастает малыш и хочет идти сам, сначала неуклюже, крепко держась за руку,

и мать ведет его по проверенным широким тротуарам, мимо зеленых скверов и песчаных площадок,

и он шагает, доверяя ее руке, и мир огромен и чудесен,

и он становится старше, отпускает руку и убегает, иногда падает, иногда по неопытности оступается,

и мама подбегает, отряхивает его одежду, целует

коленку и, когда он устает, – берет на руки и несет.

И он обхватывает ее шею руками и засыпает на руках, как раньше, зная, что утром проснется в своей кровати,

а мать идет вперед. Всё идет, ведет его и, если надо, несет.

И становится малыш сильнее, и иногда убегает вперед, и иногда уходит

далеко от дома, но мать там, где-то бегает и зовет к ужину, и ставит заплатки,

и дает бутерброд, и вечером выслушивает про чужие неуютные места,

гладит по волосам,

и он уходит все дальше, и он все смелее, потому что мама найдет, возьмет за руку и приведет домой.

И забегает однажды малыш к дальнему лесу, и входит туда, и идет долго, и лес все темнее и опаснее, но ему уже не вернуться: он решил, что должен идти вперед.

И он слышит, как мать ищет где-то далеко, за деревьями, выкликает, но решает не отзываться и не возвращаться, решает, что он сам, –

и упрямо идет вперед, и иногда садится и плачет

от страха, но он должен доказать, что уже не

малыш, должен дойти, и он идет вперед и вперед.

Он идет один, а мать ищет.

И иногда мать почти находит малыша, зовет встревоженно, и если найдет – заберет обратно,

а обратно нельзя, надо дойти, ведь он уже взрослый и он может,

и он уходит за полупрозрачную стену, чтобы идти самому,

и матери уже не схватить его за руку, не увести домой,

и она стучит в эту стену ладонями, прижимается лицом, пытаясь разглядеть,

как он там.

А он кричит: «Не лезь!», «Уходи!», «Я сам!».

И он идет сам, а мать идет верной тенью следом.

Просто матери нельзя уйти. Там, в темном чуждом лесу за непроницаемой стеной, вдоль которой идет во взрослость ее малыш, должны звучать ее шаги.

Просто он должен слышать их звук, похожий на стук ее сердца, который мерным тиканьем дарил ему жизнь в утробе.

Просто отдаленное упорное «тук-тук, тук-тук» говорит ему, что мать по-прежнему там, она всегда там, вдоль его шага, вдоль его пути.

Просто, когда он выйдет, обязательно выйдет из леса, когда увидит тропу, которая превратится в широкую светлую дорогу, за каждым его шагом все равно будет «тук-тук, тук-тук».

«Я здесь».

Всегда здесь.

И он однажды стряхнет с себя сладость детства, бунт отрочества и максимализм юности.

И он поймет, что он давно один, и что он уже давно сам, и что он идет вперед, и идет уверенно, легко и хорошо.

И подумает, что мама там осталась одна и что мамины шаги всё стучат и стучат за стеной, и он ответит на стук, и стена упадет, и за ней он увидит немолодую, беспокойную, усталую женщину.

И осознает, что все эти годы она также продиралась сквозь колючки и бурелом, одна, потому что знала: он должен идти сам – но все равно не ушла.

И повзрослевший малыш скажет: «Мам, ну что ты, я же говорил, что всё будет нормально».

И он возьмет ее за руку и покажет свою дорогу, и эту часть пути они смогут пройти рядом.

Просто рядом.

И через много лет, когда дорога давно станет настолько широкой, и светлой, и он будет чувствовать, что привык к ней, и вокруг всё знакомо и безопасно, и уже с высоты его рук всматривается в светлый, чудесный мир его собственный малыш, вдруг придет понимание, что рядом нет чего-то, что вдруг стало слишком тихо…

Исчезло эхо, тот дальний, почти неощутимый стук, сопровождавший его с самого момента зачатия, – стук материнского сердца. Больше не слышно ее шагов, и никто не зовет из глубины леса по имени, никто не ищет.

И он поклянется тогда именем матери перед своим ребенком, что, пока хватит сил, хватит пульса и дыхания, он всегда будет рядом.

В какие бы дали тот ни ушел, как бы ни кричал оттуда, что «он сам», – всегда будет рядом.

Будет идти, ползти, прорываться, стучать в разделяющую их стену.

Будет искать и звать в самом дремучем лесу.

Будет ладонью, прижатой к этой холодной стене.

Всегда.

Пока сам будет жив.

«Тук-тук, тук-тук».

Я с тобой.

– Дети забирают твою жизнь. Стоит родить – все меняется. Бесконечно трудно, и приходится барахтаться постоянно. Это ужасно выматывает. Сто раз подумаешь, нужны ли дети.