Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Сердце моё остановилось, я боялась верить своим глазам, мне казалось, что я во сие. Голос пропал, и я лишь просипела: «Павел?».

Он засмеялся и помахал мне, как будто бы это была самая нормальная вещь на свете, что он вот так стоит тут, точь-в-точь как будто вовремя пришёл к завтраку с утренней поверки.

Одним махом я сбежала по лестнице. Вся герцогская семья была как раз на пути в столовую. Павла нужно было представить. Затем мы сели в противоположные углы длинного стола.

Они, конечно, радовались за меня, но тот факт, что он чудом вернулся из Штеттина, едва ли обсуждался; это было для них лишь незначительным происшествием в связи с общим провалом на фронте.

Для них мир изменился не вдруг.

Павел же, как я и опасалась этого, имел наилучшие отношения с нацистским командиром в Штеттине, который спросил его однажды: «Вы же владелец замка Йоганнисберг? Так давайте же попробуем найти в этом городе пару бутылок вашего вина!». Это удалось, и они пили вместе до глубокой ночи. Под конец они говорили совершенно открыто об уже потерянной войне.

«Почему же мы продолжаем воевать?» – спросил Павел. «Для меня слишком поздно перестраиваться, – просто ответил генерал Хёрнляйн. – Я обязан своей карьерой фюреру. Для вас это нечто другое. Почему вы должны умереть именно здесь? Я завтра же вас отошлю. Всё равно, – добавил он сухо, – я едва ли могу позволить себе роскошь иметь в своём штабе князя Меттерниха». Этим он намекал на чистку в армии, которая до сих пор была в полном разгаре с 20 июля прошлого года.

Позднее мы узнали, к нашему облегчению, что этому порядочному человеку удалось пробиться с боями на Запад.

Павел тоже переехал во дворец и каждое утро являлся в свой полк, расположенный в Людвигслусте, так как из-за своих больных лёгких он всё ещё был небоеспособен. Наступила Пасха; герцог подарил мне русское пасхальное яйцо из золота и эмали, которое принадлежало его матери. При этом он сказал: «Носите его и вспоминайте меня в более счастливые дни».

Замок находился на окраине слегка разрушенного города и с одной стороны был отгорожен высокими деревьями, которые только начали зеленеть. На другой стороне перед входом в него простиралась широкая площадь, где раньше, вероятно, проходили парады войск в миниатюре. Сейчас же по площади устремлялся неизвестно куда нескончаемый поток жалких беженцев из Померании и Восточной Пруссии. Деревенские повозки и телеги, запряжённые отощавшими лошадьми, с трудом тащили набитые доверху последними домашними пожитками грузы, а также стариков и детей, сидящих на них ещё сверху; управляли ими женщины, чьи мужья боролись ещё на фронте, или погибли, или пропали без вести.

Когда жители Людвигслуста видели этот печальный поток, тянувшийся мимо дверей их домов, им казалось немыслимым, что подобная судьба могла бы быть уготована и им и что совсем через немного дней и они должны будут покинуть свои уютные дома и отправиться в неизвестное.

Мы пробовали убедить наших хозяев переправить семейные ценности на Запад, пока это ещё было возможно, так как окончательный провал фронта был уже необратим.

«Но Берлин ведь, очевидно, отойдет в руки западных союзников», – протестовали они шепотом: даже сейчас они не осмеливались громко сомневаться в окончательной победе. Они жили так далеко от реальности, оставались такими доброверами. Сообщения о концентрационных лагерях, казалось, никогда не доходили до них.

У нас снова появилась надежда, когда колонны белых автомашин из Швеции со знаками Красного Креста, или «белые мыши», как их называли, появились на дворцовой площади. Сначала они пришли на помощь только жителям скандинавских стран, узникам концентрационных лагерей, но мы утешали себя мыслью, что скоро они смогут помогать и другим. Это был, во всяком случае, первый знак помощи извне.

Аннемари Бисмарк, шведская жена Отто, появилась здесь однажды с одной из этих машин и оставила машину прямо у главного входа. Аннемари была похожа на нарцисс и очаровала всех своим шведским акцентом. Она опустилась в низком reverence перед нашими хозяевами и рассказала потом совершенно без прикрас и по-деловому о положении дел в лагерях…

Ужас в глазах слушателей. Эта неожиданная неотвратимая встреча со страшной действительностью, надеялись мы, встряхнёт наших хозяев и заставит их принять быстрые решения, касающиеся их самих. Но, казалось, они даже не почувствовали, в каком мы были напряжении, готовые немедленно уехать.

Однажды утром мы оба проснулись с температурой и распухшим горлом.

Приглашённый врач в спешке установил у нас дифтерию и сделал нам довольно неприятные уколы. Павел поднялся с трудом, чтобы сказать в полку, что он болен.

Через час он уже вернулся, держа в руках совершенно неожиданный документ: приказом Гитлера он был уволен из армии.