Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Приближалась русская Пасха, она была намного позже, чем католическая. Маленькая церковь в Мариенбаде выглядела, как позолоченная игрушка. Мне, как всегда, посчастливилось: где бы я ни находилась, всегда поблизости можно было найти русскую церковь. Раненые русские солдаты из армии Власова[22] организовали хор, их мощное пение наполняло церковь. Мерцающий свет свечей, отражавшийся в иконах, пыл, с которым они пели, одухотворял их молодые крестьянские лица.

Казалось непостижимым видеть их здесь поющими, чистыми и дисциплинированными, благоговейно склонившими головы, когда в это же время их земляки затопили Восточную и Среднюю Европу потоками разбоев, смертей и разрушений. Они все были ещё очень молоды и чаще всего тяжело ранены, некоторые с ампутированными конечностями, многие из них сидели в инвалидных колясках, другие опирались на костыли, палки или на плечо товарища. Они пели ангельски даже самые трудные пасхальные песнопения. После тридцатилетней антирелигиозной борьбы они ещё превосходно знали церковную службу. Белобородый священник, старый, сухой и дрожащий, окутанный облаком ладана, вел службу и кланялся перед алтарём.

Во время исповеди я испытала настоящее облегчение, когда смогла наконец вслух высказать: «Я всё больше боюсь день ото дня, и больше всего боюсь того, что нам ещё предстоит пережить. Отчаяние – это грех, но я больше не верю, что всё повернётся к лучшему. И этот страх стал ещё больше с 20 июля… Прежде всего я тревожусь за других, за тех, кого я люблю, и за тех, кто нам близок».

Священник не возражал мне, погладил по голове и сказал, когда я преклонила колени: «Мы будем вместе молиться. Мы должны постоянно, в каждый миг, быть готовы умереть; а также, что ещё хуже, чем смерть, должны уметь безропотно смотреть, если происходит страшное с самыми дорогими для нас людьми».

Если мы переживём это ужасное время, думала я, то в будущем мы будем каждый новый год принимать как подарок Бога.

Постепенно глубокие, громовые православные песнопения и молитвы вернули мне надежду и энергию.

Мы понимали, что с одной стороны к нам приближались американцы, а с другой – Советы. Возможности уйти, выхода для нас не было. Кёнигсварт был зажат между обеими армиями, а мы могли лишь молиться, чтобы американцы, которые двигались так безнадежно медленно, дошли до нас раньше.

Это время ожидания, которое мы вынуждены были проводить под одной крышей с СС, тянулось много дней.

Кроме самых близких друзей, нельзя было больше почти никому доверять. Одним из наших служащих, с которым мы до самого конца могли говорить открыто, был Лабонте, управляющий в Йоганнисберге. Но даже тайком от Курта, осторожно заперев все двери, мы слушали ночь за ночью строго запрещённые зарубежные радиостанции.

Наконец 30 апреля объявили о смерти Гитлера. «Славное поражение» было достигнуто, но как бесславно оно выглядело в действительности! Всемогущий фюрер и его возлюбленная отравились или застрелились, чтобы улизнуть от ответственности за неисчислимые, тщательно спланированные преступления. Их трупы были затем политы бензином и сожжены. Геббельс с женой умертвили всех своих невинных детей и последовали трусливому примеру Гитлера.

После того как был разожжен огонь во всем мире, главные действующие лица сотворенного зла ушли, предоставив самой себе опустошённую, растерзанную Германию.

Между тем Советы добили Берлин железным кулаком. Мы слышали, что отчаявшиеся жители, гонимые, как крысы, пытались скрыться в развалинах и в подземельях метро. Но бомбы разорвали главные водопроводные трубы, и переполненные подземные туннели были затоплены, и опять погибли тысячи людей.

Изнасилования и убийства приняли апокалипсические размеры.

Для моих родителей эта варварская лютость была непонятна: в 1815 году, когда русская армия вошла в Париж и расположилась на Елисейских Полях, любопытные жители беспрепятственно ходили между казачьими палатками. Конечно, случались и тогда отдельные злоупотребления, но никогда в прежних войнах не доходило до такого размаха безнаказанной жестокости.

Мы, как и прежде, были глубоко обеспокоены судьбой Вены, которая 13 апреля попала в руки русских. Многие из наших друзей, должно быть, оказались под властью Советов, среди них и Мисси. Мы были как на горячих углях и пытались получить точные сведения.

Как же выглядело всё на Западе?

7 марта американцы перешли Рейн у Ремагена. Это означало, что Йоганнисберг и люди там были в более надёжном положении, чем если бы главный удар фронта проходил через Майнц. Раз американцы прорвали фронт, то можно было предположить, что положение населения там было не столь уж плохим. Так, оказалось, что совет Павла – не эвакуироваться, – данный Лабонте, был правильным.