Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Последняя страшная военная зима была окончательно сброшена, и я постепенно приходила в себя, в то время как коляска грохотала по глубоким канавам и рытвинам, которые мороз оставил, как шрамы. Потом колеса утопали в мягких влажных подушках мха и сосновых иголках. Мы вынырнули из высокого леса и поехали по лугам, которые зеленели под сухими травяными кочками, и лошади, выехав на песчаную дорогу на Мариенбад, пустились рысцой.

Город был наводнён американскими солдатами, которые с удивлением глядели на карету, когда мы проезжали мимо них на пути к американской комендатуре. Нам не надо было спрашивать, где она находится, так как цветные вывески (как на народном празднике) вели нас прямо туда.

Командующего офицера звали капитан Маллин. Вежливо, но твердо я попросила его о беседе и потом беспокойно ждала, пока он смог меня принять.

Это было то же самое помещение, в котором я год назад посетила крейслейтера, когда лётчики потерпели аварию над нашим лесом и разбились там. Этот человек повесился несколько дней назад в нашем лесу.

Дверь открылась: «Капитан Маллин примет вас». За столом сидел моложавый любезный совершенно не военного вида человек: «Вы русская? Не знаете ли вы случайно Долли Оболенскую?».

Она и я действительно были дружны, когда нам было по двенадцать лет. Потом нас разделила Атлантика и война.

Мне показалось, будто бы Долли протянула мне руку помощи.

Официальная беседа скоро перешла в дружеский разговор, затрагивавший многие темы, а также множество «почему?» и «зачем?», касающиеся войны, которые каждому американцу казались такими непостижимыми. Затем мы обсудили специфические трудности этой особой, вызывающей споры, области и наконец наше личное положение.

Он дал мне пропуск, с которым я без задержки могла ходить и ездить между Кёнигсвартом и Мариенбадом. Но не для Павла! Ни один мужчина в возрасте, годном для воинской службы, не имел права свободно передвигаться; на языке союзников это называлось: «Заморожен там, где он находится».

«На какой срок?» – спросила я.

Тут он доверил мне тайну: только что он встречался с советскими представителями недалеко от Мариенбада, чтобы окончательно обсудить и определить границы занятых областей.

«Где находится сейчас русская армия?» – «В десяти километрах от города». Я застыла от страха. «Приходите завтра, – пригласил он меня, – тогда я вам совершенно открыто всё скажу. У меня есть друзья – русские эмигранты, из белых, и я очень хорошо понимаю, что для вас означает близость Советов. Я не солдат, собственно, а адвокат. Я так много принял уже на свою голову, что не могу себе позволить дальнейшего превышения своих полномочий».

Затем я поехала дальше, чтобы забрать из гостиницы мама. Она была разговорчива и взволнована, а я оставалась задумчива и растеряна. Хотя она и была глубоко озабочена всеми нами и обладала несгибаемым мужеством, но после всего, что пережила, она была менее обременена материальными соображениями, чем я в моём тогдашнем положении под давлением обстоятельств.

Кёнигсварт простирался перед нами посреди полян, лесов и мирных лугов с пасущимися коровами – чуждое обрамление для находящихся там американских солдат. Повсюду висели вывески «OFF-LIMITS» («Запретная зона»).

На каждом углу стояли военные посты; они, собственно, не стояли, а полусидели на своих шлемах в форме ночных горшков и были окружены кучей детей, которых они щедро одаривали сладостями или жевательной резинкой. Другие солдаты везли через поля огромные количества белоснежного хлеба, распространяя вкусные запахи. Офицеры, одетые с иголочки, в отглаженных розовых рубашках и болотного цвета военных мундирах, давали небрежно указания. Отрывочно-военный тон им не подходил, они его и не употребляли; тем не менее царила образцовая дисциплина. Армия Паттона находилась в наилучшей форме, после того как пересекла Европу.

Если бы только они пришли немного раньше и заняли Берлин и Прагу! Вероятно, их задержал какой-то тайный договор? Мы чувствовали себя обманутыми.

А тут ещё эти дурные новости капитана Маллина! Я это сообщила лишь Павлу, чтобы не нервировать никого дома, так как в Кёнигсварте как раз только что начали снова нормально жить и улыбаться.

Совершенно неожиданно мы стали целью туризма американской армии, и нас постоянно навещали офицеры и солдаты, которые хотели осмотреть дом и музей. Один огромный техасец с удивлением осмотрел собрание оружия и воскликнул: «Эти мечи и ножи пролили много крови!». При этом он, казалось, забыл, насколько больше крови пролилось в этой войне с помощью совсем другого оружия!