Он попросил меня обратиться к семье Виндиш-Грэц с целью посоветовать ей заказать реквием, что сегодня разрешено, – тогда вскоре после этого в церкви снова можно было бы проводить церковные службы.
Мы расстались в наилучшем взаиморасположении. Можно лишь надеяться, что многие немецкие и австрийские меценаты помогут ему в восстановлении как Теплы, так и Кладрубы.
Нашей следующей целью был Пласс.
В XIII и XIV столетиях цистерцианское аббатство Пласс было «духовным центром» Пльзенского бассейна. Огромный, но гармоничный комплекс зданий был построен теми же архитекторами, что строили и Кладрубы: Сантини-Айхелем и Килианом Игнацем Динценхофером. Тут работали также художники Иозеф Крамолин, Карел Шкрета и Ф. А. Мюллер, а также скульптор Матиаш Браун и ювелиры по золоту Пражского двора. Монастырь в 1785 году был конфискован и в 1826 году перешёл к канцлеру князю Клеменсу Меттерниху.
Крыши здания конвента были срочно восстановлены, но со всех стен – внутри и снаружи – сходила краска.
Перед церковью стоял молодой человек в светлых брюках и рубашке и разговаривал с четырьмя толстыми маленькими пожилыми монахинями.
Выяснилось, что он был священником в соседней деревне и искал здесь пристанище для сестёр. Мы прошли вместе по конвенту, как называли монастырь. Вскоре на помощь пришла молодая девушка и открыла все двери. Коридоры с их высокими украшенными живописью потолками были отреставрированы, но знаменитый Центральный зал в стиле барокко, в котором раньше хранился домашний архив Меттерниха (ныне отправлен в Прагу), сгорел по той причине, что в зале хранилось зерно, как и в Кладрубы. Стены были ещё обуглены, а великолепная фреска на потолке утрачена навсегда.
В часовне аббатства я столкнулась с печальной картиной: наваленная друг на друга, со сломанными ножками, поцарапанная и изуродованная, хранилась здесь часть прекрасной мебели из Кёнигсварта.
Я узнала свой письменный стол, два великолепных комода из нашей спальни, большой обеденный стол, а также множество других предметов, которые были слишком крупными, чтобы их можно было украсть. От предметов помельче не осталось и следа – никаких стульев или каких-нибудь других вещей, которые можно было легко увезти в автомобиле.
От знаменитого столового бронзового сервиза «Thomire», подаренного после Ватерлоо Меттерниху городом Брюсселем, остались одни воспоминания.
Раньше, когда я переставляла из одной комнаты в другую стул или какой-нибудь другой предмет, рядом тут же появлялся секретарь с огромной в кожаном переплете инвентарной книгой и тщательно заносил в неё, что такого-то дня мною была произведена такая-то перестановка. При этом он говорил, извиняясь: «Es ist Usus!» («Обычай!»), – что я, конечно, хорошо понимала, так как благодаря этому всё имущество дворцов и все собрания оставались целыми и передавались из поколения в поколение.
В прелатуре, резиденции аббатства, где мы жили, прекрасно расписанный потолок зала, который был нами хорошо восстановлен, теперь окончательно разрушился из-за сырости. Здание было разграблено Советской армией в 1945 году.
Сейчас там хранились ящики с «тайными архивами». «Какие тайные архивы? – спросила я настойчиво, – неужели КГБ?» В ответ мне прозвучало стыдливое «да». Я в тот же вечер сообщила об этом в Прагу, чтобы все эти «тайные архивы» забрали отсюда без промедления.
Перед зданием с его зловещим содержимым выстроились пастор и три маленьких монашенки: «Вы пытаетесь сделать добро. Можно вас благословить?». И мы, улыбаясь, попрощались, раскланявшись.
Мне рассказали, что крест на семейном мавзолее Меттернихов был разбит. Население громко протестовало, и его снова поставили на место.
В новый «Палас-отель» в Праге можно было попасть только через паутинообразную сеть переулков. Было трудно получить место в гостинице: город был переполнен туристами. Несмотря на высокие цены, было почти невозможно разместить всех. Поэтому многие размещались даже на буксирах на реке. Мне, однако, любезно пошли навстречу, как и в Мариенбаде.
Кроме важных встреч в этом прекрасном городе было очень много мест, которые надо было вновь посмотреть. В воскресенье в костеле Святого Иакова огромным оркестром с великолепными солистами исполнялась Мариацелльская месса Гайдна. Золотой алтарь сверкал сквозь дымчатые облака ладана, как и лучи солнца, проникающего сквозь высокие окна. Это было светлое успокаивающее переживание после настроения подавленности, вызванного увиденным бессмысленным разрушением.
В перерывах я вместе с другими художниками рисовала на Карловом мосту, где в 1710 году аббатством Пласс была воздвигнута группа «Видение святой Лунтгарды».
В жаркий летний день Прага напоминала черноморские пляжи Варны, окружённые театральными кулисами этого исторического города.
На пешеходных зонах и площадках сидели полуодетые люди, подставляя тела солнцу и внимая звукам джаза; музыканты забрались на монументы эпохи барокко.