Женщина справа

Вознаградив меня гримасой, Хэтэуэй хранил молчание. Не являясь ни обманутым мужем, ни жертвой страховой компании, я, должно быть, не представлял для него ни малейшего интереса. Я продолжил:

– Вы ведь были инспектором департамента полиции Лос-Анджелеса?

Это слово подействовало на него будто «сезам, откройся».

– Двадцать восемь лет службы… Не рекорд, но хорошее достижение. Патрульная служба, отдел мелких преступлений, детективное бюро, убойный отдел… всюду поработал.

С насмешливым видом он поднял левую руку: на ней не хватало половины мизинца и безымянного пальца.

– Сентябрь 1978 года, вооруженное нападение на Вестерн-авеню. Словил пулю и лишился двух пальцев. Но по сравнению с некоторыми сослуживцами я еще дешево отделался, можете мне поверить. Тянуть я не стал. Чтобы меня продырявили за несколько месяцев до пенсии… Так о каком деле вы хотите со мной поговорить?

– Январь 1959 год, пропавшая без вести Элизабет Бадина. Вы о ней помните?

Хэтэуэй нахмурил брови. Мне показалось, что я подсек рыбу.

– Дайте-ка вспомнить… Проклятое дело! Вот уже три дня как не переставая о нем думаю… точнее, с тех пор, как узнал о смерти этого режиссера. Погодите! Бадина… Вы же не собираетесь мне сказать, что вы ее родственник?

– Я ее сын.

– Вот ведь дерьмо! Не стоит и говорить, что нипочем бы не догадался!

– Это как? Вы меня уже видели?

Хэтэуэй чуть расслабился, будто этого короткого обмена несколькими фразами хватило, чтобы между нами установилось взаимопонимание.

– Если хотите… Вам тогда, должно быть, не было еще и года. Ваша бабушка два или три раза в неделю ходила к нам в бюро, чтобы получить сведения о расследовании. Славная женщина. Она сейчас жива?

Я кивнул. Внезапно он подозрительно посмотрел на меня.

– Скажите-ка, Бадина, каким образом вы меня нашли?

К счастью, я был готов ответить на этот вопрос.

– Из тогдашних газет. В статьях упоминается много полицейских. Представьте себе, вы единственный, чья фамилия оказалась в справочнике.

– Я и не знал, что меня упомянули… Я был совсем молодым, меня только что назначили инспектором полицейского управления.

– И вы единственный, кого я знаю из непосредственных участников расследования…

– Да уж! Большинство моих сослуживцев теперь на два метра под землей или коптят небо в доме престарелых. Господи! Сорок лет… Кто бы мог подумать, что время так быстро пролетит.

Эта минута ностальгии должна была сыграть мне на руку.

– А сколько лет вам тогда было? – спросил я, несмотря на то, что ответ мне был хорошо известен.

– В пятьдесят девятом? Двадцать восемь. Как я вам уже говорил, меня тогда только приняли в отдел по расследованию краж и убийств. Не скрою, с кинозвездами мы нередко сталкивались: преступления против нравственности, наркотики, мошенничество… Но здесь, судя по всему, все было совершенно по-другому. Случаи пропажи без вести, которые расследовались в полицейском управлении, были редким явлением. Впрочем, в управлении никто не сомневался, что это дело быстро разрешится.

– По какой причине?

– Потому что департамент допросил чертову кучу свидетелей, друзей, знакомых… Короче говоря, в делах такого рода всегда находится кто-то, кто сливает вам информацию, позволяющую выявить подозреваемого. Или в худшем случае найти побудительную причину. Забудьте всех этих киношных мастеров дедукции! Дело расследуешь, только снашивая подошвы по тротуарам, а не сидя на стуле и ожидая, пока вдохновение пульнет тебе в пятку! И потом, начальник полиции задействовал тяжелую артиллерию. Все, что касается шоу-бизнеса, принимают всерьез: об этих делах постоянно писали в газетах.

– Управление полиции Лос-Анджелеса должно было сохранять лицо?

– Лучше и не скажешь… Департамент вылезал из пятнадцати лет скандалов и коррупции: уничтожение вещественных доказательств, подкуп свидетелей, некоторые полицейские агенты не останавливались ни перед чем. В одночасье ничего и не могло измениться. Полицейское управление было полно грязных субъектов, иногда куда хуже, чем те, которых арестовывали. Этот город смердел, как бордель во время отлива. И это не считая, что журналисты постоянно давили на нас. С тех пор как полицейские прекратили сливать им секретную информацию за несколько купюр, эти подонки нас постоянно изводили. Они не упускали случая пригвоздить нас к позорному столбу всякий раз, когда расследование терпело неудачу.

Хэтэуэй выпрямился на кресле и пристально посмотрел мне прямо в глаза.

– Что вы на самом деле ждете от меня?

До того как прийти сюда, я думал, что разговор в основном пойдет о Харрисе. Но ничего из того, что мне до сих пор сказал детектив, не наводило на мысль, что он знал его лично.

– Мне бы хотелось поговорить с вами о расследовании. В настоящее время единственное, чем я располагаю, это информация из вторых рук, и мне бы хотелось узнать ощущения того, кто пережил эти события изнутри.

Хэтэуэй принялся барабанить по столу здоровой рукой.