Женщина справа

– Что ты такое говоришь? Это просто великолепно, что ты здесь!

Она встала, мы поцеловались, но сердце в этом не участвовало – ни с моей, ни с ее стороны.

– Съемки продолжались меньше времени, чем предполагалось. Я подумала, что было бы неплохо приехать на несколько дней в Лос-Анджелес.

– У тебя есть ключи?

– Нет. Мариса только что ушла, это она мне открыла.

– Ты долго ждешь?

Она бросила взгляд на часы.

– Чуть меньше двух часов. Я звонила тебе на мобильник.

– Я не взял его с собой.

– Уже знаю, он звонил. Он у тебя на столе…

Я резко повернул голову в сторону кабинета, думая о том, что приколото на пробковой доске, не говоря уже о том, что валяется на рабочем столе.

– Что происходит, Дэвид? Я видела фотографии, статьи и заметки, которые ты сделал.

– Ты рылась в моем столе?

– Я вообще ничего не трогала! Я тебе только что сказала, что твой мобильник звонил. Ты что, пишешь сценарий о своей матери? Так вот что не давало тебе покоя все эти дни! Это и есть та история, над которой ты работаешь?

Я будто упал с облаков. Сценарий! Эбби сама предоставила мне предлог, лучше не бывает. Но мне больше не хотелось ей лгать. Не только потому, что испытывал стыд за то, что уже успел наговорить, но и потому, что и так слишком далеко зашел, скрывая правду.

– Я не пишу сценарий и не работаю над новой историей – за исключением глупейшего режиссерского сценария, который мне всучил Катберт.

Я чувствовал себя настолько обездвиженным, что едва мог продолжать.

– Хочешь знать правду? Хорошо. Сейчас я занят тем, что веду расследование.

– Не уверена, что поняла… Какое расследование?

– Все просто: я хочу расследовать дело Элизабет Бадина. Хочу выяснить, что сорок лет назад произошло с моей матерью, и обличить ее убийцу.

Моя внезапная уверенность показалась смешной мне самому. Эбби была настолько потрясена, что была вынуждена присесть на кушетку. Судя по выражению лица, она даже представить себе не могла такого.

– Кто этот мужчина на внедорожнике, который тебя только что подвез? Я видела вас в окно.

– Его зовут Сэм Хэтэуэй. Он частный детектив, но почти тридцать лет был сотрудником департамента полиции Лос-Анджелеса. Я пригласил его помочь мне в розыске.

Ее лицо по-прежнему выражало чистое незамутненное удивление.

– И как долго ты расследуешь то, что случилось с твоей матерью?

– Почти десять дней.

– И что на тебя вдруг нашло?

– Все очень сложно. Сам толком не знаю, с чего начать. Через десять дней после твоего отъезда из Нью-Йорка я уехал в Массачусетс, чтобы встретиться с Уоллесом Харрисом.

Она вытаращила глаза.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Знаю, это может показаться безумным. Я встретился с тем, кто пригласил мою мать на ее последнюю роль.

– Ты хочешь сказать, что встретил Уоллеса Харриса за несколько дней до его смерти?

– Если быть точным – накануне. Но это всего лишь совпадение! Его кончина не имеет ничего общего с моим расследованием… даже если, признаться, вначале у меня были кое-какие сомнения на этот счет.

– Ты меня пугаешь, Дэвид!

– Слушай, об этом было мало кому известно, но Уоллес Харрис был очень болен. Уже несколько лет у него было нарушение мозгового кровообращения.

Я уселся напротив нее на углу низкого столика, пустившись в вымученные объяснения, как я приехал к режиссеру. Роль Кроуфорда я постарался свести до минимума, но из-за сокращений мой рассказ становился неловким и спутанным.

– Уверен, что мы с Хэтэуэем напали на что-то важное. Расследование исчезновения моей матери было халтурой с начала и до конца. Было сделано все, чтобы скрыть правду. Думаю, хотели выгородить мужчину, скорее всего, любовника моей матери, и также, возможно, что и моего отца. Здесь замешаны очень многие: полицейские, тогдашний начальник департамента полиции Лос-Анджелеса, сотрудники ФБР, может быть, окружной прокурор, который работал на Гувера… От дела отстранили даже приятеля Хэтэуэя, так как тот не верил в официальную версию. Все, что могло продвинуть расследование, было умышленно отложено в сторону: чтобы отвести подозрения, даже хотели сделать идеального обвиняемого из безобидного члена съемочной группы. И СМИ все проглотили!

Эбби была потрясена. Судя по всему, мои объяснения привели не к тому результату, на который я рассчитывал. Должно быть, я казался ей таким же параноиком, как Кевин Костнер в «Выстрелах в Далласе»[76].

– Боже мой, я ничего не понимаю, что ты рассказываешь. Тебя послушать, так половина этого города попыталось замять дело! Ты мне сейчас еще скажешь, что к этому приложили руку маленькие зеленые человечки!

– Не надо шутить, Эбби. Согласен, в таком виде, как я ее рассказал, история может показаться бредом сумасшедшего, но у нас с Хэтэуэем есть свидетельства, неопровержимые доказательства. Почти достаточно, чтобы выстроить новое дело и снова начать официальное расследование.

Я немного преувеличивал, но не видел другого средства сделать так, чтобы рассказанное мной заслуживало доверия.

– Я тебя не узнаю, Дэвид… Что ты знаешь об этом Сэме Хэтэуэе? Тебе не приходило в голову, что он просто тянет из тебя деньги и пичкает иллюзиями? Сколько ты ему платишь?