Женщина справа

Последнее слово я произнес так, будто речь шла о мафии. Детектив качнулся назад вместе с креслом и положил руку себе на голову.

– Перестаньте так вертеться, Бадина, у меня от вас уже голова кружится.

– Мне слишком жарко. Вам никогда не приходило в голову установить здесь кондиционер?

– Я не сценарист-мультимиллионер, как некоторые! Да сядьте же наконец. Я бы хотел, чтобы вы ответили на вопрос.

– Какой вопрос?

– Тот, который написан на фотографии вашей матери: «Вы уверены, что хотите продолжать?»

Я приблизился к его столу. Хэтэуэй хотел знать степень моей решимости, но помимо этого еще и другое: навела ли на меня страх эта угроза.

– Конечно, я хочу продолжать!

– А как же Эбби?

– Это моя проблема, не беспокойтесь из-за этого. Я в состоянии все уладить.

Он пристально посмотрел мне в глаза, чтобы убедиться в моей искренности.

– Очень хорошо. Тогда я хочу, чтобы вы прослушали запись моего разговора с Норрисом.

– Вы ездили к нему?

– Вчера после полудня в Фресно. Шесть часов дороги – то еще удовольствие!

– Он и правда умирает?

– Честно говоря, я ни за что бы его не узнал. Он превратился в тень самого себя. Как подумаешь, каким высокомерным был этот тип… В конце концов, время всех нас уравнивает.

– Что он вам сказал?

– Предпочитаю, чтобы вы все сами услышали.

Хэтэуэй включил компьютер и открыл аудиофайл. Я устроился напротив.

– Спасибо, что согласился поговорить со мной, Том.

– Прекрати эти реверансы, Хэтэуэй. Ты здесь потому, что я не хочу, чтобы ты надоедал мне все время, которое мне остается. В любом случае мне больше нечего терять… сегодня я им больше ничего не должен.

– Ты говоришь о «доме»?

– А ты как думаешь?

– А ты не так плохо выкрутился: закончил инспектором третьей категории. Другим повезло куда меньше.

– Незачем лишний раз составлять мое резюме, ты здесь не за этим. Что ты хочешь знать?

– Ты, должно быть, уже догадался, тем более что я сказал тебе это по телефону. Мне нужно знать все, что тебе известно о деле Элизабет Бадина. Не то, что знают мелкие сошки вроде меня, и не то, что изложено в бумагах.

– …

– Полагаю, ты помнишь Джеффри Уилсона?

– У меня рак, а не Альцгеймер.

– Я уже подзабыл твое легендарное чувство юмора.

– Конечно, я о нем помню.

– Значит, нет необходимости освежить тебе память. Джеффри отстранили потому, что он чересчур сильно интересовался исчезновением Элизабет Бадина. У него на этот счет было несколько очень интересных теорий…

– Уилсон был большим проглотом и пьянчугой!

– Это я уже знаю. Но еще он был неподкупным полицейским, который старался делать свою работу как можно лучше.

– Неподкупный полицейский. Иначе говоря, то, чем я никогда не был в твоих глазах. Ты ведь меня всегда недолюбливал, так?

– Ошибаешься. Я всегда думал, что Коупленд первостатейный мерзавец и что ты слишком попал под его влияние. Но я ничего не имел против тебя.

– Коупленд был тем, кем был. Полицейский старой школы, не самый худший в «доме»… Часто у него были сомнительные методы, но чтобы достичь результата, к ним проходится прибегать.

– В данном случае результаты расследования были более чем скромными.

– Мы вели его очень пунктуально…