Женщина в белом

– Разве можно считать это надежным местом для хранения? – спросил я. – Такие важные документы, как метрическая книга, явно должны храниться под лучшим замком и запертыми в железный сейф.

– Вот странно! – сказал причетник, снова захлопывая книгу, которую только что открыл, и весело поглаживая переплет. – Те же самые слова много-много лет назад, когда я был мальчишкой, говорил мой старый хозяин. «Почему книга (он говорил об этой самой книге, что сейчас у меня в руках), – почему она не хранится в сейфе?» Он повторял это тысячу раз. Он был стряпчим в те годы, сэр, и заодно исполнял обязанности секретаря прихода. Славный старый джентльмен, честнее человека не сыскать было на всем белом свете! При жизни он хранил копию этой книги в своей конторе в Нолсбери, регулярно сверяя ее с подлинником и дополняя новыми записями. Едва ли вы поверите, сэр, если я вам скажу, что у него были назначены дни, один или два раза в три месяца, в которые он приезжал сюда, в эту церковь, верхом на своем старом белом пони, чтобы самолично сверить копию с оригиналом. «Откуда я знаю, – говаривал он, – откуда я знаю, что книга в ризнице не будет похищена или уничтожена? Почему бы книгу не хранить в сейфе? Почему я не могу заставить других быть такими же осторожными, как я сам? Зато если однажды в церкви что-нибудь случится и реестр будет утрачен, тогда-то приход и поймет всю ценность моей копии». После этого он всегда, бывало, понюхает табака и посмотрит вокруг себя так важно, ну, прямо лорд, да и только! Эх, да что там, нынче таких, как он, днем с огнем не найдешь. Даже, пожалуй, и в Лондоне не найдешь… Какой год вы сказали, сэр, тысяча восемьсот?..

– Тысяча восемьсот четвертый, – отвечал я, мысленно решив не дать старику продолжать свои разговоры, пока не изучу все интересующие меня записи в метрической книге.

Причетник надел очки и, заботливо слюнявя пальцы на каждой третьей странице, начал листать реестр.

– Вот, сэр! – сказал он, снова весело шлепнув ладошкой по раскрытой книге. – Вот год, который вам нужен.

Поскольку я не знал, в каком месяце родился сэр Персиваль, я начал просматривать записи, перелистывая страницы от конца года к его началу. Метрическая книга велась в старомодной манере – записи в ней производились от руки и отделялись друг от друга чертой, сделанной чернилами.

Просмотрев весь 1804 год и не обнаружив в нем искомой записи о регистрации брака, я продолжил листать дальше. Декабрь 1803 года, ноябрь, октябрь – все впустую.

Вот! В записях от сентября 1803 года я нашел регистрацию брака родителей сэра Персиваля.

Я внимательно изучил запись. Она помещалась в самом низу страницы и из-за отсутствия в достатке свободного места выглядела более сжатой, чем другие свидетельства о браке. Предыдущая ей брачная запись ясно запечатлелась в моей памяти, потому что имя жениха в ней было такое же, как у меня. Запись же, нижеследующая за интересующим меня свидетельством, запомнилась мне совсем по иной причине: расположенная наверху страницы, она занимала слишком много места в силу того, что в ней регистрировалось сразу два брака, в которые в один и тот же день вступили два родных брата. Запись о браке сэра Феликса Глайда, пожалуй, была бы ничем не примечательна, если бы только не была втиснута в такое узкое пространство внизу страницы. Сведения о его жене были даны в самых обычных для таких случаев терминах: «Сесилия Джейн Элстер из Парк-Вью-коттеджа, Нолсбери, единственная дочь покойного Патрика Элстера, эсквайра из Бата».

Я скопировал это свидетельство в свою записную книжку, чувствуя себя тем временем подавленным и растерянным, не зная, что предпринять дальше. Тайна, разгадка которой, как мне казалось до этой минуты, была почти что в моих руках, стала теперь еще более недосягаемой, чем раньше.

Подсказал ли мне мой визит в ризницу новые пути расследования этой нераскрытой тайны? Абсолютно никаких. Добыл ли я какие-либо доказательства того, что репутация матери сэра Персиваля была запятнана? Единственный факт, в котором мне удалось удостовериться, полностью обелял ее имя. Новые сомнения, новые препятствия, новые отсрочки начали маячить передо мной в бесконечной перспективе. Что же мне следовало предпринять дальше? Мне оставалось только одно – попытаться разузнать как можно больше подробностей о мисс Элстер из Нолсбери, чтобы в первую очередь выяснить причину того презрения, которое миссис Кэтерик питала к матери сэра Персиваля.

– Вы нашли, что искали, сэр? – спросил старик, когда я закрыл реестр.

– Да, – отвечал я, – но мне нужны еще кое-какие сведения. Полагаю, священника, служившего в этой церкви в тысяча восемьсот третьем году, нет более в живых?