– Я не нахожу в вашем поведении ничего предосудительного, – ответила Лора. – Вы всегда проявляли по отношению ко мне чуткость и снисходительность. Вы заслужили мое доверие, и, что гораздо важнее, вы заслужили доверие моего отца, из которого и произросло мое собственное. Вы не подали мне ни единого повода, если бы даже я и хотела его найти, для того, чтобы я попросила вас освободить меня от данного мной обещания. Все, что я только что сказала, было сказано исключительно из желания целиком и полностью признать все мои обязательства перед вами. Из уважения к этим обязательствам, уважения к памяти моего отца и своему собственному слову я не имею права отступиться от своего обещания. Разрыв нашей помолвки должен произойти исключительно по вашему желанию, сэр Персиваль, а не по моему.
Он вдруг перестал нетерпеливо постукивать ногой и резко подался вперед.
– По моему желанию? – сказал он. – Но какая же причина могла бы заставить меня поступить так?
Я услышала, как участилось дыхание Лоры, почувствовала, как похолодела ее рука. Несмотря на то что она сказала мне, когда мы были наедине, я начинала бояться за нее, впрочем совершенно напрасно.
– Назвать вам эту причину нестерпимо тяжело для меня, – ответила она. – Во мне произошла перемена, сэр Персиваль, перемена настолько серьезная, что одного этого достаточно, чтобы оправдать ваше решение разорвать помолвку, как в моих, так и в ваших собственных глазах.
Его лицо снова побледнело, на этот раз так сильно, что даже губы его стали бесцветными. Он поднял руку, которая лежала на столе, слегка повернулся в кресле и подпер этой рукой голову, так что теперь нам был виден только его профиль.
– Какая перемена? – спросил он. Тон, с которым был задан этот вопрос, неприятно поразил меня, было в нем нечто болезненное.
Лора тяжело вздохнула и чуть наклонилась в мою сторону так, чтобы своим плечом облокотиться о мое. Я чувствовала, как она дрожит, и, чтобы дать ей возможность собраться с духом, хотела было заговорить сама. Она остановила меня пожатием руки и снова обратилась к сэру Персивалю, но на этот раз – уже не глядя на него.
– Я слышала и верю в то, что самая нежная и преданная любовь – та, которую жена должна питать к своему супругу. В самом начале нашей помолвки я располагала этой любовью, чтобы отдать ее вам, если бы вы сумели ее завоевать. Простите ли вы меня, сэр Персиваль, если я признаюсь, что больше не думаю так?
Слезы выступили на глазах Лоры и медленно покатились по ее щекам, когда она замолчала, ожидая его ответа. Сэр Персиваль не вымолвил ни слова. Во время ее последней реплики он переместил руку, поддерживавшую его голову, таким образом, что теперь его лица уже совсем нельзя было рассмотреть. Была видна только верхняя часть его туловища. Ни один мускул его тела не дрогнул. Он глубоко запустил пальцы в волосы. Этот жест мог выражать как затаенную злобу, так и скрытую скорбь – точнее сказать было невозможно, – однако я не заметила, чтобы его пальцы дрожали. Ничто, решительно ничто не выдавало его сокровенных мыслей в эту минуту, которая была критической как для него, так и для Лоры.
Ради Лоры я решила заставить его высказаться.
– Сэр Персиваль, – вмешалась я резко, – разве вам нечего ответить моей сестре, когда она сказала вам так много? Более чем, – тут мой несчастный характер взял верх надо мной, – более, чем любой другой человек на вашем месте мог надеяться услышать.
Последняя опрометчивая фраза предоставляла ему возможность уклониться от прямого ответа, если бы он того пожелал, и он действительно не преминул ей воспользоваться.
– Простите меня, мисс Холкомб, – проговорил он, по-прежнему прикрывая лицо рукой, – простите, если я осмелюсь напомнить, что ничего подобного я даже не надеялся услышать.
Несколько простых и откровенных слов, которые заставили бы его высказаться, уже готовы были сорваться с моих губ, когда Лора перебила меня.
– Надеюсь, что я не напрасно сделала это столь тягостное для меня признание, – заметила она. – Надеюсь, оно станет гарантией вашего полного доверия относительно того, что мне еще остается сказать.
– Не сомневайтесь в этом, прошу вас. – Его ответ прозвучал очень сердечно. Он опустил руку на стол и снова повернулся к нам. Какие бы чувства ни пробежали по его лицу мгновение назад, от них не осталось и следа. Его лицо выражало лишь нетерпеливое желание и ничего более, напряженное желание услышать ее следующие слова.