Женщина в белом

Прежде чем я успела вымолвить хоть слово в ответ, она подошла к своей книжной полке и сняла с нее альбом с рисунками Уолтера Хартрайта. С минуту она колебалась, с нежностью держа маленький томик в руках, затем поднесла его к губам и поцеловала.

– О Лора, Лора! – сказала я. Не было в моем голосе ни гнева, ни упрека, лишь печаль, переполнявшая мое сердце.

– Это в последний раз, Мэриан! – проговорила она умоляюще. – Я прощаюсь с ним навсегда!

Бедняжка положила альбом на стол и вынула гребень, поддерживавший ее волосы. Они в своей несравненной красоте упали ей на спину и плечи, окутав ее, словно облаком. Отделив одну тонкую прядь, Лора отрезала ее и тщательно пришпилила в виде завитка на первой чистой странице альбома, а затем торопливо закрыла его и отдала мне:

– Ты пишешь ему, а он – тебе. Пока я жива, если он будет спрашивать обо мне, всегда отвечай ему, что мне хорошо, никогда не говори, что я несчастна. Не огорчай его, Мэриан, ради меня не огорчай его. Дай мне слово, что, если я умру первой, ты передашь ему этот альбом с его рисунками и с прядью моих волос. Когда я умру, в этом уже не будет ничего дурного, если ты скажешь ему, что я сама вложила их туда. И скажи ему, Мэриан, скажи за меня то, чего мне никогда не придется сказать ему лично: скажи, что я любила его!

Лора обвила руками мою шею и со страстным восторгом в голосе прошептала мне на ухо эти последние слова, чем почти разбила мне сердце. Сдержанность покинула ее, уступив место этой первой и последней вспышке нежности. Она вырвалась из моих рук с истерической горячностью и бросилась на диван, всем телом содрогаясь от горьких слез и рыданий.

Напрасно я старалась успокоить и утешить ее, ни то ни другое на нее больше не действовало. Таков был неожиданный и печальный конец этого достопамятного для нас обеих дня. Когда рыдания наконец утихли, Лора была слишком измучена, чтобы говорить. Она заснула ближе к полудню, а я спрятала альбом, чтобы она не увидела его, когда проснется. Что бы ни происходило в моем сердце, когда Лора открыла глаза и взглянула на меня, мое лицо было спокойным. Мы больше не говорили о неприятном утреннем свидании, ни разу в течение оставшегося дня не было произнесено в нашей беседе имени сэра Персиваля, равно не было в ней ни малейшего намека на упоминание о Уолтере Хартрайте.

10-е

Обнаружив этим утром, что Лора вполне пришла в себя и успокоилась, я снова вернулась к тягостному предмету разговоров прошедшего дня с единственной целью убедить ее позволить мне переговорить с сэром Персивалем и мистером Фэрли насчет прискорбного брака, более решительно и откровенно, чем это могла бы сделать она сама. Мягко, но вместе с тем настойчиво она прервала мои увещевания:

– Для меня все решалось вчера. И все было решено. Теперь уже поздно менять что-либо.

Сэр Персиваль говорил со мной сегодня о том, что произошло накануне в комнате Лоры. Он уверял меня, что беспримерное доверие, которое Лора оказала ему, пробудило в нем в ответ такую убежденность в ее невинности и правдивости, что он ни на один миг не ощутил в себе недостойной ревности ни в нашем присутствии, ни после того, как покинул гостиную. И хотя он глубоко сожалел о несчастной привязанности, помешавшей ему заслужить внимание и уважение мисс Фэрли, он, однако, твердо верил в то, что если этому чувству не было дано воли в прошлом, то при всех ожидаемых переменах обстоятельств ему не будет дано воли и в будущем. Таково было его глубокое убеждение, в качестве наивернейшего подтверждения которого сэр Персиваль отказался от любых попыток узнать, была ли эта привязанность недавней или осталась в прошлом и кто был избранником Лоры. Безграничное доверие к мисс Фэрли принудило его удовольствоваться тем, что она сочла нужным сказать ему, не желая услышать больше.

Высказавшись подобным образом, сэр Персиваль выжидательно взглянул на меня. Почувствовав в душе необъяснимое предубеждение против него и недостойное подозрение, что, должно быть, он рассчитывал услышать от меня произнесенные по неосторожности ответы на те самые вопросы, которые он, по его собственным заверениям, не желал задавать, я, испытывая нечто похожее на замешательство, постаралась уклониться от дальнейших намеков на эту тему. В то же время я решилась воспользоваться возможностью ходатайствовать за Лору и дерзко сказала ему, что сожалею о том, что его великодушие не простерлось дальше и не заставило его разорвать помолвку.