Тут сэр Персиваль снова обезоружил меня тем, что не пытался защитить самого себя. Он только просил меня не забывать, что есть огромная разница между тем, если бы от него отказалась мисс Фэрли, и ему не оставалось бы ничего иного, кроме как покориться судьбе, и тем, что для него означал бы его собственный отказ от мисс Фэрли: согласившись расторгнуть помолвку, он убил бы свои надежды на счастливое будущее. Ее вчерашнее поведение настолько усилило любовь и восхищение, которые он питал к ней в течение долгих двух лет, что сопротивляться этим чувствам было выше его сил. Если я сочту его человеком слабым, эгоистичным, жестокосердным к женщине, которую он обожает, ему придется безропотно принять мое мнение о себе. В то же время он вопрошал: будет ли она, оставаясь незамужней женщиной, томящейся от несчастной привязанности, в которой никогда не сможет признаться, счастливее, чем если станет женой человека, обожающего землю, по которой она ступала? В последнем случае, по крайней мере, сохранялась надежда, как бы мала она ни была, на перемену, которая могла бы произойти в чувствах со временем; в первом же случае, по собственным словам Лоры, не было никакой надежды.
Я ответила ему – больше потому, что того требовал мой женский язык, нежели потому, что я могла сказать что-нибудь убедительное. Было совершенно очевидно, что путь, избранный Лорой накануне, предоставил ему определенные преимущества, которыми он не преминул тот же час воспользоваться. Я чувствовала это тогда, чувствую и теперь, когда пишу эти строки в своей комнате. Остается надеяться лишь на то, что им движет, как он и говорит, искренняя и глубокая привязанность к Лоре.
Прежде чем закрыть свой дневник, я должна добавить, что утром написала о бедном Уолтере Хартрайте двум старинным друзьям моей покойной матушки, людям влиятельным и занимающим видное положение в обществе. Если они могут сделать что-нибудь для него, я совершенно уверена, они это сделают. Кроме Лоры, я никогда и ни о ком больше не беспокоилась так, как теперь беспокоюсь об Уолтере. Все, что произошло с того дня, как он покинул нас, только увеличило мое и без того глубокое уважение и симпатию к нему. Надеюсь, я поступаю правильно, помогая ему уехать за границу. Надеюсь искренне и горячо, что эта поездка закончится благополучно для него.
Мистер Фэрли принимал у себя сэра Персиваля, когда послали за мной, чтобы я присутствовала при их свидании.
Я застала мистера Фэрли в приподнятом настроении: он испытывал настоящее облегчение оттого, что «семейная неурядица» (так ему было угодно называть замужество племянницы) наконец улажена. До сих пор я не чувствовала в себе желания высказать ему свое мнение; когда же он предложил в своей обычной отвратительной томной манере поскорее назначить день свадьбы, следуя просьбе сэра Персиваля, я не преминула доставить себе удовольствие поиграть на нервах мистера Фэрли и самым резким из доступных мне способов запротестовала против того, чтобы Лору торопили с этим решением. Сэр Персиваль немедленно заверил меня, что понимает всю силу моего негодования, и умолял принять во внимание, что предложение насчет дня свадьбы сделано без его ведома. Мистер Фэрли откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, сказал, что мы оба делаем честь человеческой природе, а затем совершенно невозмутимо повторил свое пожелание, словно сэр Персиваль и я были во всем с ним согласны. Кончилось тем, что я наотрез отказалась обсуждать с Лорой день свадьбы до тех пор, пока она сама этого не захочет. Сделав это заявление, я вышла из комнаты. Сэр Персиваль выглядел сильно смущенным и расстроенным. Мистер Фэрли вытянул свои ленивые ноги на бархатной скамеечке и сказал:
– Дорогая Мэриан, как я завидую вашей крепкой нервной системе! Не хлопайте дверью!
По пути в комнату Лоры я узнала, что она спрашивала меня и миссис Вэзи сказала ей, что я у мистера Фэрли. Лора не замедлила поинтересоваться, зачем за мной посылали, и я рассказала ей обо всем случившемся, не пытаясь скрыть своей досады и раздражения. Ее ответ чрезвычайно удивил и огорчил меня – ничего подобного услышать от нее я не ожидала.
– Дядюшка прав, – сказала она. – Я уже немало доставила хлопот и беспокойства тебе и всем окружающим. Так больше не может продолжаться, Мэриан. Пусть сэр Персиваль решит все сам.
Я горячо возражала, но ничто из сказанного мной не могло ее разубедить.
– Я обязана сдержать данное мной слово, – отвечала она. – Я порвала с прежней жизнью. Как бы я ни отдаляла этот несчастный день, он все равно наступит. Нет, Мэриан, я повторяю: дядюшка прав. Я доставила всем вам слишком много хлопот и беспокойства, пора прекратить это.
Лора всегда была олицетворенной сговорчивостью, но теперь она была непоколебима в своей безропотной покорности – вернее сказать, в своем отчаянии. Как ни любила я ее, я была бы менее огорчена, если бы она была взволнована; подобная холодность и безучастность не в ее характере.