Теперь обратимся к ее спутникам. Первым я должна уделить мое внимание ее мужу. Обнаружила ли я в сэре Персивале после его возвращения что-то такое, что могло бы улучшить мое мнение о нем?
Трудно сказать. По-видимому, по приезде он столкнулся с небольшими неприятностями, вызывающими у него досаду, а в подобных обстоятельствах любому человеку не так-то просто было бы показать себя с лучшей стороны. Как мне кажется, он похудел за время путешествия. Его мучительный кашель и беспокойная суетливость еще больше усилились. Обращение его, по крайней мере со мной, стало гораздо более резким, чем прежде. В тот вечер, когда они вернулись, он поприветствовал меня совсем не так церемонно и учтиво, как в былые времена: ни вежливых приветственных речей, ни выражения чрезвычайного удовольствия видеть меня – ничего, кроме краткого пожатия рук и отрывистого «Здравствуйте, мисс Холкомб, рад вас видеть снова». По всей видимости, он воспринимает меня как неотъемлемую часть Блэкуотер-Парка; удовлетворившись тем, что я на месте, в дальнейшем он может меня просто не замечать.
Многие мужчины только у себя дома выказывают черты характера, которые никак не проявляются вне домашней обстановки. Это относится и к сэру Персивалю, чью манию чистоты и порядка мы уже имели случай наблюдать, это совершенно новое его проявление, насколько мне известно. Если, например, я беру книгу из шкафа в библиотеке и, уходя, оставляю ее на столе, он идет за мной следом и ставит ее обратно. Если я встаю со стула и оставляю его там, где сидела, он обязательно поставит его на прежнее место у стены. Поднимая с ковра цветочные лепестки, будто это горячие угольки, которые могут прожечь ковер, он что-то недовольно бормочет себе под нос; он с такой яростью обрушивается на слуг, если видит на скатерти хоть одну морщинку или что на сервированном к ужину столе недостает ножей, словно они оскорбили его лично.
Я уже упоминала, что с самого первого дня после своего возвращения в поместье он был чем-то обеспокоен и раздосадован. Неприятная перемена, которую я заметила в нем, вероятно, объяснялась именно этими заботами. Я стараюсь убедить себя в этом, поскольку очень хочу не огорчаться и сохранить веру в будущее. Безусловно, для любого человека станет испытанием, если ему придется столкнуться с досадными затруднениями, едва он вновь окажется на пороге собственного дома после долгого отсутствия, именно это и произошло с сэром Персивалем прямо на моих глазах.
В вечер их прибытия домоправительница проследовала за мной в переднюю, чтобы встретить хозяина с хозяйкой и их гостей. Увидев ее, сэр Персиваль первым делом поинтересовался, не спрашивал ли его кто-нибудь в последнее время. Домоправительница упомянула в ответ то, о чем рассказывала мне раньше, о визите незнакомца, заходившего узнать, когда вернется ее хозяин. Сэр Персиваль тотчас же спросил, назвался ли незнакомец. Джентльмен не назвал себя. По какому делу он приходил? Он не сказал. Как он выглядел? Домоправительница попыталась описать его, но не смогла сообщить никаких отличительных особенностей безымянного посетителя, по которым ее хозяин мог бы его узнать. Сэр Персиваль нахмурился, сердито топнул ногой и пошел на лестницу, не обращая внимания ни на кого из присутствующих. Почему его расстроил такой пустяк, не знаю, но то, что он действительно серьезно расстроился, не подлежит сомнению.
В общем, будет лучше, если я воздержусь от составления окончательного мнения о его характере и поведении в стенах собственного дома, пока его заботы – какими бы они ни были, – из-за которых он втайне, видимо, очень беспокоится, не рассеются со временем. Я собираюсь перевернуть страницу своего дневника и до поры оставить мужа Лоры в покое.
Гости – граф и графиня Фоско – следующие в моем списке. Для начала я отделаюсь от графини, чтобы поскорее покончить с этой женщиной.
Лора определенно не преувеличивала, когда писала мне, что при встрече я едва ли узнаю ее тетку. Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы замужество могло произвести в женщине такую перемену, какую произвело в мадам Фоско.