Женщина в белом

Например, он необыкновенно толст. До сих пор мне не нравились толстые люди. Я всегда настаивала на том, что верить расхожему утверждению, будто чрезвычайная толщина неразрывно связана с чрезвычайным добродушием, – это все равно что соглашаться, будто только добродушные люди толстеют или что случайная прибавка в весе напрямую оказывает благотворное влияние на характер располневшего человека. Я всегда опровергала это утверждение, приводя в пример толстых людей, которые были так же коварны, жестоки и порочны, как их самые тощие и безнравственные современники. Я спрашивала, можно ли считать Генриха VIII добродушным, а папу Александра VI хорошим человеком? Разве супруги-убийцы Мэннинги не были чрезвычайно тучными людьми? Разве английские кормилицы, о жестокости которых сложены пословицы, не являются в большинстве своем самыми полными в Англии женщинами? И так далее и тому подобное. Я приводила дюжины других примеров, древних и современных, среди чужеземцев и местных жителей, бедных и богатых. Придерживаясь этого мнения и по сей день, я должна заметить, что при всем том граф Фоско, будучи таким же толстым, как Генрих VIII, в один день завоевал мое благорасположение, несмотря на свою отвратительную полноту. Право, чудеса!

Уж не его ли лицо послужило ему рекомендацией?

Может быть, и лицо. Граф удивительно похож на знаменитого Наполеона, разве только он гораздо крупнее последнего. Черты его лица отличаются необыкновенной правильностью черт Наполеона: величественное спокойствие и непреклонная сила лица великого воина читаются и на лице графа. Это изумительное сходство определенно произвело на меня сильнейшее впечатление, однако есть в его лице что-то такое, помимо этого сходства, что поразило меня еще больше. Думаю, все дело в его глазах. Взгляд его серых глаз самый непроницаемый из всех, что доводилось мне когда-либо видеть; подчас эти глаза сверкают холодным, чистым, прекрасным и таким неотразимым блеском, заставляющим меня не отрываясь смотреть на графа, но в то же время вызывающим во мне, когда я смотрю на этого человека, ощущения, которых я предпочла бы не испытывать. Есть в его внешности несколько странных, смущающих меня особенностей. Бледно-землистый цвет его лица, например, до того не соответствует темно-каштановому цвету его волос, что я подозреваю, не носит ли граф парик, к тому же на его гладковыбритом лице гораздо меньше морщин, чем на моем, хотя, по словам сэра Персиваля, ему почти шестьдесят лет. Но не эти отличительные особенности графа, по моему мнению, делают его столь непохожим на всех других мужчин, которых я встречала в своей жизни. То, что выделяет его среди всех прочих представителей рода человеческого, всецело заключается, насколько я могу судить теперь, в чрезвычайной выразительности и необыкновенной силе его глаз.

Возможно, утвердиться в моем хорошем расположении ему отчасти помогли его прекрасные манеры и блестящее владение английским языком. Разговаривая с женщиной и слушая ее, он оказывает ей то спокойное уважение, то выражение внимательного интереса и удовольствия от беседы, ту непостижимую мягкость в голосе, против которых, что бы мы ни говорили, никто из нас не может устоять. Удивительная свобода в изъяснении на английском языке в немалой степени помогает ему преуспевать в этом. Мне часто доводилось слышать о необыкновенной способности итальянцев усваивать наш сильный, жесткий северный язык, но до знакомства с графом Фоско я даже не предполагала, что кто-либо из иностранцев способен изъясняться на английском так, как это делает он. По чистоте произношения в графе почти невозможно угадать чужеземца, что же касается беглости его речи, то очень немногие природные англичане могут похвастаться столь же редкими паузами и повторами в разговоре. Порой в том, как он строит предложения, улавливается что-то иностранное, но я еще ни разу не слышала, чтобы он употребил неверное выражение или затруднился в выборе подходящего слова.

Даже мельчайшие детали, характеризующие этого странного человека, имеют в себе нечто удивительно оригинальное и ошеломляюще противоречивое. Как бы ни был он толст и стар, движения и походка его необыкновенно легки и свободны. В комнату он входит так же бесшумно, как любая из нас, женщин. Более того, при всей видимой нравственной твердости и силе он так же нервозен и чувствителен, как самая слабонервная из нас. При случае он может вскрикнуть так же потрясенно, как и Лора. Вчера он вздрогнул, когда сэр Персиваль ударил одну из своих собак, отчего мне стало стыдно за собственное хладнокровие и бесчувственность.

Этот случай напомнил мне об одной из самых любопытных черт его характера, о которой я еще не упоминала, – о его необыкновенной любви к животным.