Женщина в белом

Кое-кого из своих питомцев он оставил на континенте, однако в Блэкуотер он все же привез с собой какаду, двух канареек и целое семейство белых мышей. Он сам заботится обо всем необходимом для своих любимцев и удивительным образом завоевал их любовь и привязанность. Какаду, чрезвычайно злой и коварный со всеми окружающими, похоже, совершенно без ума от своего хозяина. Когда тот выпускает его из клетки, попугай прыгает к нему на колени, затем карабкается по его большому телу и нежно трется клювом о двойной подбородок хозяина. Стоит только графу отворить дверцу клетки канареек и позвать их, как миленькие, смышленые, дрессированные пичужки бесстрашно садятся ему на руку и одна за другой взбираются по его толстым растопыренным пальцам, когда он приказывает им «идти наверх». Усевшись на кончиках его пальцев, они начинают петь так громко, словно готовы от восторга сорвать свои горлышки. Белые мыши живут в маленькой пагоде, которую граф сам придумал и смастерил из цветной проволоки. Мыши графа почти такие же ручные, как канарейки, и тоже постоянно бегают на свободе. Они ползают по графу, прячутся и снова высовываются из-под его жилета или усаживаются попарно, белые как снег, на его широких плечах. По-видимому, граф любит их даже больше, чем других своих питомцев; он улыбается им, целует их и называет разными нежными именами. Если бы возможно было допустить у какого-нибудь англичанина пристрастие к подобным ребяческим забавам и удовольствиям, этот англичанин, без сомнения, стыдился бы своих склонностей и пытался всячески извинить себя за них в глазах окружающих. Но граф, по-видимому, не находит ничего смешного в разительном контрасте между собственной колоссальной фигурой и миниатюрностью своих крошечных любимцев. Вероятно, он преспокойно продолжал бы нежно целовать своих мышек и чирикать с канарейками, даже окажись он в компании английских охотников на лис, да еще посетовал бы на их варварские нравы, если бы те вздумали смеяться над ним.

Кажется совершенно неправдоподобным то, что я пишу, но это истинная правда: граф, любящий своего какаду со всей нежностью старой девы и управляющийся со своими белыми мышами с проворством шарманщика, способен высказывать, когда какая-то тема его заинтересует, по-настоящему смелые, независимые суждения, демонстрируя свою начитанность и знакомство с произведениями, написанными на разных языках, а также богатый опыт общения с представителями элиты едва ли не половины европейских столиц, так что он с легкостью мог бы стать влиятельной персоной в любом уголке нашего цивилизованного мира. Этот дрессировщик канареек, этот ваятель пагод для мышей является, как сказал мне сэр Персиваль, одним из выдающихся современных химиков-экспериментаторов, изобретшим, среди прочих сделанных им замечательных открытий, способ превращать тело умершего в камень, с тем чтобы оно могло сохраняться, подобно мрамору, на веки вечные. Этот толстый, ленивый, немолодой уже человек, чьи нервы так напряжены, что он вздрагивает при малейшем шуме и трепещет при виде избиваемой собаки, на следующее утро после своего приезда пошел на конюшенный двор и начал гладить там сидевшего на цепи бладхаунда, такого свирепого, что даже грум, который его кормит, боится подходить к нему близко. Жена графа и я присутствовали при этой короткой сцене, и я не скоро позабуду это зрелище.

– Осторожнее с этим псом, сэр, – предупредил графа грум, – он на всех кидается.

– Потому и кидается, что все его боятся. Посмотрим, бросится ли он на меня. – И он положил свои пухлые, с желтовато-белым отливом кожи пальцы, на которых десять минут назад сидели канарейки, на огромную голову пса, глядя ему прямо в глаза. – Вы, большие собаки, все трусливы, – проговорил он с презрением, так близко наклонившись к животному, что между его лицом и мордой пса было не больше дюйма. – Ты готов загрызть бедную кошку, подлый трус. Ты готов наброситься на голодного нищего, подлый трус. На всех, кого можешь застать врасплох, на всех, кто боится твоего громадного роста, твоих злобных клыков и твоей брызжущей слюной кровожадной пасти, – вот на кого ты предпочитаешь нападать. Ты думаешь, что мог бы перегрызть мне глотку в один миг, жалкий забияка, а между тем не смеешь даже посмотреть мне в лицо, потому что я не боюсь тебя. Не попробовать ли тебе, в самом деле, твои зубы на моей толстой шее? А? Да куда тебе! – Граф повернулся к собаке спиной, смеясь над изумлением окружающих, а пес смиренно пополз в свою конуру. – Ах, мой чудесный жилет! – воскликнул граф жалобно. – Как досадно, что я пришел сюда! Эта тварь запачкала своими слюнями мой отменно чистый жилет!

В последних словах заключается еще одно из непостижимых чудачеств графа. Он любит наряжаться, как самый отъявленный на свете болван, и за два дня своего пребывания в Блэкуотер-Парке уже успел продемонстрировать четыре великолепных жилета – все необычайно ярких расцветок и слишком широкие даже для него.