Женщина в белом

Его такт и ум, проявляющиеся даже в мелочах, столь же примечательны, как и эти странные несообразности его характера и какая-то детская заурядность его вкусов и увлечений.

Я уже убедилась, что во время своего пребывания в этом доме граф вознамерился установить со всеми нами самые прекрасные отношения. По-видимому, он понял, что втайне Лора не любит его (она призналась мне в этом в одном из наших разговоров), но также от него не укрылась ее любовь к цветам, и теперь, стоит ей только пожелать цветов, он тут же подносит ей букетик, собранный и составленный им собственноручно, и забавляет меня тем, что всегда у него остается другой, совершенно такой же букетик, составленный из таких же цветов, дабы вручить его своей ревнивой жене, прежде чем та успеет счесть себя обиженной. Его обращение с графиней (на людях) поистине достойно внимания. Граф то и дело отвешивает своей супруге поклоны, обращаясь к ней не иначе как «мой ангел», подносит ей на пальцах своих канареек, дабы те могли навестить ее и спеть для нее свою песенку; когда же жена подает ему его сигарки, он целует ее руку и в благодарность угощает графиню конфетками, которые игриво кладет ей прямо в рот из коробочки, что постоянно носит с собой в кармане. Железный прут, с помощью которого он держит жену в подчинении, никогда не используется при свидетелях – этот прут исключительно для домашнего использования, он всегда остается в верхних комнатах, где расположились граф с графиней.

Со мной, дабы добиться моего расположения, граф ведет себя иначе. Он льстит моему тщеславию, разговаривая со мной серьезно и глубокомысленно, как если бы я была мужчиной. Да! Я вижу его насквозь, когда нахожусь вдали от него, – когда я размышляю о нем у себя в комнате, я прекрасно понимаю, что он совершенно осознанно льстит моему тщеславию, – и тем не менее стоит мне снова оказаться в его обществе, как он опять пускает мне пыль в глаза и я снова поддаюсь его лести, словно вовсе не понимаю его сути! Он умеет справляться со мной так же, как умеет справляться со своей женой и с Лорой, с бладхаундом на конюшенном дворе, как ежечасно день за днем справляется с самим сэром Персивалем. «Мой дорогой Персиваль, как мне нравится ваш грубый английский юмор!», «Мой дорогой Персиваль, как я наслаждаюсь присущим англичанам здравым смыслом!». Так граф пикирует все самые грубые замечания сэра Персиваля относительно своих изнеженных вкусов и увлечений: всегда называя баронета по имени, улыбаясь ему с невозмутимым превосходством, похлопывая его по плечу – словом, обращаясь с ним как добродушный отец со своим своенравным сыном.

Интерес, который я испытываю к этому странному и оригинальному человеку, заставил меня расспросить сэра Персиваля о прошлом графа.

Сэр Персиваль или мало знает, или не захотел рассказывать мне о нем. Много лет назад они познакомились с графом в Риме при тех опасных обстоятельствах, о которых я уже писала. С тех пор они постоянно виделись в Лондоне, Париже, Вене и никогда – в Италии; как это ни странно, граф уже много лет не пересекал границ своей родины. Может быть, он жертва какого-нибудь политического преследования? Во всяком случае, он из патриотизма старается не терять из виду своих соотечественников, поселившихся в Англии. В тот же день, как он приехал в поместье сэра Персиваля, он поинтересовался, как далеко мы находимся от ближайшего города и не знаем ли мы итальянцев, проживающих там.

По всей вероятности, он ведет переписку с разными лицами на континенте: на адресованных ему письмах – самые разнообразные марки. Сегодня утром я видела письмо с большой государственной печатью, которое ожидало графа у его прибора на столе, накрытом к завтраку. Может быть, граф состоит в переписке со своим правительством? Однако подобное предположение не согласуется с другой моей идеей о том, что он, возможно, является политическим изгнанником.

Как много я написала о графе Фоско! А каков итог? – спросил бы меня со свойственным себе невозмутимым деловым видом наш бедный, славный мистер Гилмор. Могу только повторить, что даже при столь недолгом знакомстве я чувствую какое-то странное, почти невольное расположение к графу. Он как будто приобрел надо мной влияние, подобное тому, какое, по-видимому, имеет на сэра Персиваля. Сэр Персиваль – для меня это совершенно ясно, – хоть иногда и обращается со своим толстым другом вольно, а подчас даже грубо, все-таки боится серьезно обидеть графа. Не того ли боюсь и я? Во всяком случае, за всю свою жизнь я не встречала ни одного мужчины, которого с бо́льшим огорчением увидела бы своим врагом. Оттого ли, что он мне нравится, или оттого, что я боюсь его? Chi sa? – как сказал бы граф Фоско на своем родном языке. Кто знает?

16 июня

Сегодня мне есть что записать в мой дневник, помимо моих собственных идей и впечатлений. Утром приехал гость, совершенно незнакомый для нас с Лорой и, по всей видимости, совершенно неожиданный для сэра Персиваля.