Женщина в голубом

– Но они, должно быть, знают, чья она, – заметил Монах.

– Они-то знают, но все равно ничего не докажут. Так вы согласны, господин Монахов?

Они смотрели друг другу в глаза. Монах все пропускал через пальцы бороду. Молчал.

– Не отказывайтесь, Олег, подумайте. Володя очень на вас рассчитывает. Возможно, вы не очень хорошо его знаете, но Леша с ним дружит и может подтвердить, что это энергичный, сильный человек, оптимист, авантюрист в хорошем смысле слова, не боящийся ни грома, ни тучи, как говорила моя бабка. Такие мыли золото на Юконе, были мореходами, первопроходцами и открывали новые земли. Разумеется, есть издержки, такому характеру свойствен размах, в обычных рамках ему тесно. Я имею в виду пьянство, драки, вечные истории с женщинами, скандалы и необдуманные решения, как, например, решения продать пивоварню и купить конный завод. Я был категорически против и оказался прав.

Монах все молчал, переваривая предложение. Молчал и Добродеев, что было удивительно, так как Леша не умел молчать в принципе.

Паузу прервала чеканная мелодия кумпарситы.

Рыдаев достал из кармана телефон и стал слушать. Спрятал телефон, поднялся и сказал:

– Боюсь, мне пора, господа. Рад был познакомиться с вами, Олег. Вот моя визитка. Буду ждать звонка. В любом случае. Спасибо, что согласились на встречу, господа. Я ваш должник.

Он протянул руку поочередно Монаху и Добродееву. Они смотрели, как он, печатая шаг, пересекал пространство бара. Собранный, подвижный, стремительный. Секунда, другая, и мэтр Рыдаев исчез.

И снова Монах и Добродеев посмотрели друг на друга.

– Что это было, Христофорыч? – вопросил Добродеев. – Еще одно убийство? Два убийства? Еще одна женщина? Ну, Володька! Нарвался, что называется.

– Возможно, три.

– Чего три?

– Три убийства, Лео.

– В смысле?

– Откуда запись, как, по-твоему?

– И откуда же? – повторил Добродеев, с недоумением приглядываясь к Монаху.

– Подумай, Лео, и скажи, откуда запись! – раздельно произнес Монах.

– Ты хочешь сказать, что… – Добродеев запнулся. – Что ты хочешь сказать? И почему три убийства?

– Любое событие обусловлено чем-то и проистекает из чего-то, ничего не случается просто так. Связей между событиями нет по одной-единственной причине: мы ее не видим. Смотрим, но не видим. Разучились думать. Или не умели. Или нет времени.

– О чем ты, Христофорыч?

– О том, что запись попала в руки нашего майора в результате обыска у Реброва. В свете этой находки самоубийство последнего под вопросом, так как это улика, весомый мотив для устранения затейника.

– Почему ты думаешь, что в результате обыска?

– Лео, тут прямая связь. Восемь лет запись где-то хранилась, а после смерти Реброва вдруг появилась на свет. Не бином, как говорит Жорик. Для Речицкого это вдвойне чревато – он становится подозреваемым в смерти Реброва и неизвестной женщины. Ставки растут. На момент смерти Анфисы у него алиби, хотя, допускаю, к нему сейчас очень внимательно присмотрятся. Всякие есть алиби, как тебе известно. Мэтр Рыдаев тот еще жук! Он прекрасно все понимает и цепляется за соломинку, пытаясь доказать, что запись ничего не стоит, а потому не может рассматриваться в качестве мотива.

– Ну да, он же против вашей встречи…

– Против? – Монах ухмыльнулся. – Как бы не так! Он блефует, Лео. Он не против, это только слова. Ему нужно подцепить меня… нас, на крючок. Мы не полиция, все наши находки останутся при нас, никто, кроме него, о них не узнает.

– А на что он рассчитывает?

– Допускаю, он и сам точно не знает – действует наугад. Он ничего не пропускает и хочет знать, что произошло восемь лет назад.

– Но Речицкий ему все рассказал!

– Видимо, не все. Или мэтра не удовлетворил его рассказ, и он не хочет сюрпризов. Допускаю, что Речицкий и сам не знает, что тогда произошло. Был пьян или, чего похуже, не помнит, был в ступоре… мало ли. А мэтру надо знать наверняка, так как он понимает… или нет, скажем, предполагает, что следствие начнет копать. – Монах поднял указательный палец: – Может начать копать. И тогда что? – Он поднял бровь, подталкивая Добродеева к ответу, но, не дождавшись, сказал: – А то, что в этом случае он хочет заполучить информацию первым, чтобы знать, как выстраивать защиту. Он прекрасный оратор, так и обволакивает словами. Я уверен, выступая в суде, он и цитатами на латыни сыплет, и стихи читает. Он действительно ничего не упускает. Профи. Снимаю шляпу. Много слышал, но не предполагал такой… глубины.

– Подожди, Христофорыч, если запись нашли у Реброва, то это значит, что он записал своего друга? Зачем? Шантаж?

– Не факт. Речицкий мог попасть в ту квартиру или… что там, гостиница?

– Рыдаев сказал, она привела его к себе, – заметил Добродеев.

– Значит, квартира. Речицкий мог попасть туда случайно, капкан был приготовлен не для него. Неудачное стечение обстоятельств.

– А для кого?

– Хороший вопрос, Лео. Ребров все время находился в окружении молоденьких глупеньких барышень, которые готовы продать душу дьяволу за участие в конкурсе. Ну и…

– Ты думаешь, он был сутенером?