Женщина, вечная девочка…

Писатели,
спасатели, –
вот тем и хороши! –
сказители,
сказатели,
касатели души.

Как пламя согревальное
в яранге ледяной,
горит душа реальная
за каждою стеной.

Гриппозная,
нервозная,
стервозная,
а все ж –
врачом через морозную
тайгу –
ты к ней идешь.

Болит душа невидимо.
Попробуй, боль поправ,
поправить необидимо,
как правит костоправ.

Как трудно с ним, трагическим,
неловким, словно лом,
тончайшим, хирургическим
капризным ремеслом.

Чертовская работочка:
тут вопли, там хула…
Но первый крик ребеночка –
святая похвала.

На то мы руки пачкаем,
скорбим при ночнике,
чтоб шевельнул он пальчиком
на розовой ноге!

«Пока вы живы, старшие мои…»

М. Луконину

Пока вы живы, старшие мои,
чьи речи и намеренья не лживы,
душе не оказаться на мели.
Не допустили б вы, пока вы живы!

Терзали вас забвенье и чины,
тоска и славы золотые жилы,
но и добро и зло обречены
с достоинством сносить, пока вы живы.

Сродни вам скомороший вольный дух
и таинство танцующего Шивы…
И если чей огонь в ночи потух,
он все-таки горит, пока вы живы.

Пока вы живы, не корю себя
за то, что ни успеха, ни наживы
бесплатно не отмерила судьба.
А как иначе жить, пока мы живы?

Не обманула никого в любви
и не врала ни с целью, ни без цели.
Пока вы живы, старшие мои,
вы кое-что нам все ж внушить успели.

Пока вы живы, старшие мои,
пусть корвалол заместо водки пьете, –
хотя и нам седины намели
года, – нам молодыми быть даете.

Почтительнее дочери родной,
здороваюсь, как робкий отрок, стоя.
Как дорог мне ваш нрав, вполне земной,
и ваши несравненные застолья!

В морщинах, погрузневшие уже –
особой красотою хороши вы…
Есть на кого равнение душе
с отрадою держать, пока вы живы.

Так проживу все, что – один лишь раз,
как зернышко с живучей вашей нивы.
Пусть кто-нибудь когда-нибудь и нас
вознаградит таким: «Пока вы живы…»!

Голос