Глава 20
По кухне – вся в черном, подстриженная короче обычного, – бродит Анна, а я пытаюсь понять, кого она мне напоминает. Почему-то кажется знакомым и овал лица, и улыбка, и наклон головы. Хочется рассказать Анне про Бена, но тогда сразу выплывет, что я за ними подглядывала. Поэтому молчу.
– Ты как? – Она смотрит на мои руки, и я, чтобы спрятать искусанные в кровь пальцы и обгрызенные ногти, сжимаю кулаки.
– Беспокоюсь за Джо. И Миа… Есть еще кое-что.
Чужому человеку ни к чему рассказывать о подвале, о Кэролайн, о Патрике, его неприятностях на работе. Он бы этого не одобрил еще и потому, что я ничего ему не говорила о своей новой подруге. Анна подходит к столу, садится напротив, берет меня за руку.
– То, что случилось с Джо, – просто ужасно. Знаю, ты это уже слышала, но хочу повторить еще раз: это кошмар. Меня до сих пор начинает трясти при одном воспоминании о том дне. А что пережила ты – даже представить страшно.
– Лучше бы мы сюда не переезжали, – шепчу еле слышно, словно опасаясь, что морской бриз подхватит мои слова и они долетят до Патрика. Встаю – нужно заварить чай. – Я так стараюсь украсить дом, привести его в порядок, но ничего не выходит. Неудивительно, что Патрик теряет терпение. Он ведь мечтает о том прекрасном доме, который запомнил с детских лет.
– О прекрасном?
– Ну да, каким он был, когда Патрик жил здесь раньше, – говорю, обернувшись к гостье.
– О прекрасном? – смеется Анна. – Этот дом никогда таким не был. Старая грязная мрачная развалина. Самый позорный дом на всей улице, гораздо страшнее, чем сейчас.
Анна пытается отодрать со столешницы старую краску, и от этого звука – ногтем по дереву – у меня сводит челюсти.
– Но…
– Ну да. – Гостья отряхивает с рук отслоившиеся кусочки краски. – Патрик рассказывал об этом доме как о дворце, но кто же в это верил? Все знали, в каком он состоянии. Эвансы начали было приводить дом в порядок и не успели.
– Да нет же, муж помнит, что здесь было и как.
Анна пожимает плечами.
– Ну, может быть, таким запущенным дом выглядел, если смотреть снаружи. Внутри не была. Я же говорила, что знала Патрика только в лицо.
Он так часто рассказывал мне о доме – о нежных пастельных обоях в мерцающих отблесках камина, о запахе полированной мебели и свежих цветов, что я, закрыв глаза, представляю все очень живо.
– Ну, раз здесь раньше все было так распрекрасно, Патрику есть от чего нервничать, – добавляет Анна.
Раздумываю, что ответить. Она пришла с цветами, с охапкой благоухающего душистого горошка, и улыбается так приветливо.
– Несколько раз Патрик был немного… Немного расстроен.
– Расстроен? – Анна удивленно поднимает брови.
– Да так, ничего особенного. Я же говорила: он нервничает, переживает.
– А полиция знает, что случилось с Джо?
Ставлю перед Анной чашку и отрицательно качаю головой.
– Джо ничего не помнит, а свидетелей не нашли.
– Ты правда думаешь, что он не помнит? Может, не хочет вспоминать?
Чувствую, как к горлу подступает комок страха.
– Ты-то чего беспокоишься? – спрашиваю я.
– Из-за тебя. Каждый раз, когда речь заходит о Джо, у тебя на лице появляется тревога.
– Иногда мне кажется, – говорю, кусая губы, – что там мог быть Патрик.
– Патрик?
Я киваю.
– Потому что он был расстроен? – спрашивает Анна. – То есть ты хотела сказать, разозлен? Зол настолько, чтобы погнаться за сыном?
Разве я это хотела сказать? Как я могла об этом подумать? До переезда мне такое и в голову бы не пришло. Патрик – спокойный, уравновешенный – никогда не срывался. Но, представив, что бы он сделал, если бы увидел Джо вместе с другом, опять молча киваю.