Женщины Девятой улицы. Том 1

В Италии Муссолини тоже поддерживали все меньше. В марте 1943 г. собственный народ дуче остановил работу всей итальянской военной промышленности, объявив массовую забастовку в Турине. К маю от немецко-итальянских войск была освобождена Северная Африка, которую Италия втянула в войну. В июле сдался сицилийский город Сиракузы. Антифашисты по всей Европе с ликованием готовились к длительному маршу войск союзников вглубь «итальянского сапога». А в Азии, где вооруженные силы США участвовали в наземных, воздушных и морских операциях против японцев и их союзников, по приказу Токио японцы покидали Новую Гвинею и Гуадалканал[700]. У американцев, оставшихся на родине, неуклонно крепла уверенность в том, что ситуация поворачивается в пользу союзников. Люди наконец-то позволили себе мысль о том, что война, которая так долго и безраздельно доминировала в их жизни и в их мыслях, однажды, возможно даже в недалеком будущем, закончится. В феврале 1943 г. президент Рузвельт объявил, что в этом году произойдет великое «вторжение союзников в Европу»[701]. Конечно же, именно оно должно было положить конец безумию, творившемуся в мире.

Билл был одним из многих живших в Нью-Йорке европейцев, которые долго не получали никаких сведений с родины о судьбах своих родных. Еще в 1940 г. он с ужасом прочитал в газетах, что нацисты разбомбили его родной город Роттердам и погибли 10 тысяч его жителей[702]. И все же Билла можно было считать счастливчиком. Он всегда мог найти утешение в семье Элен. Ее отец относился к нему как к сыну, а братья и сестра считали мастерскую Билла манхэттенским филиалом родительского дома. Они стали неотъемлемой частью быта Билла и Элен, их круга общения и даже творческой жизни. Брат Элен Конрад был ассистентом Билла в мастерской и натурщиком для Элен. Ее сестра Марджори служила любимой натурой Билла. Общительный Питер, самый младший из детей, позднее тоже стал позировать Элен. А пока он чувствовал себя как дома в мастерской Билла, будто был не только ее, но и его младшим братом[703]. Даже Мари, мать Элен, проникла в творческую жизнь пары, хоть и не напрямую. Однажды, работая над портретом женщины, гротескно увешанной драгоценностями, Билл объявил Элен: «Между прочим, я пишу твою мать»[704]. Так что и Мари служила для него источником вдохновения. Эта эксцентричная семейка идеально подходила Биллу. Он ощущал любовь и защищенность, как никогда прежде. Но при этом к де Кунингу не предъявляли требований, чего он как свободный художник никогда не стал бы терпеть.

«Семья». Еще десять или даже пять лет назад в лексиконе художников из Гринвич-Виллидж этого слова не было. Возможно, жители района постарели. А может, война заставляла людей цепляться за тех, кто рядом, из страха, что их в любой момент могут разлучить. Какой бы ни была причина, но стремление к семейным узам, а не к случайным связям царило повсюду. Даже Горки поддался этой тенденции, а поскольку это был Горки, он и это сделал самым драматичным образом. Ушли в небытие волкодавы на поводках. Теперь этого человека в длинном черном пальто, который держался гордо, словно царь, видели на Вашингтон-сквер толкающим перед собой детскую коляску[705]. И это всецело было заслугой Элен.