Женщины Девятой улицы. Том 3

В 47 лет у Джоан прошла первая персональная музейная выставка в Музее искусств Эверсона в Сиракузах. А еще через два года, в 1974-м, состоялась персональная выставка в музее Уитни[1030]. В 1976 году она начала сотрудничать с галереей Ксавье Фуркада, которая представляла также картины Билла де Кунинга и Горки[1031]. Словом, творческая жизнь Джоан была превосходна во всех отношениях.

А вот личная лежала в руинах. Одна молодая женщина, которая познакомилась с Джоан в тот период, описала ее как «самого обезумевшего, одинокого и страдающего человека в мире»[1032]. Джоан так и не вышла замуж за Жан-Поля и не родила «одного ребеночка», о котором так мечтала. Но она как родных полюбила Исеулт и Сильвию, дочерей Жан-Поля. Рождение первенца у Исеулт художница ознаменовала картиной под названием «Бонжур, Джули», она обожала малышку, как собственную внучку

[1033]. Однако привязанность к родным Жан-Поля не спасла их взаимоотношений. Со временем их ссоры любовников стали эпическими. Они все больше отдалялись друг от друга. В 1979 году Жан-Поль оставил Джоан ради молодой женщины, которую она насмешливо называла «собачьей няней»[1034].

Речь шла о 24-летней американке Холлис Джеффкоут, появление которой в их кругу в середине 1970-х взбодрило личную жизнь Джоан так же, как яркие подсолнухи Ветёй разбудили ее живопись. Элен тогда преподавала в американской художественной школе в Париже, где работала и Холлис, и однажды предложила ей вместе съездить в Ветёй к Джоан. Отчасти цель поездки Элен заключалась в том, чтобы обратить сильно пьющую подругу в свою веру величайших достоинств трезвости. Джоан, однако, отнеслась к попыткам Элен скептично. Алкоголь был ей необходим, чтобы писать, и она не собиралась рисковать, пытаясь работать без него[1035].

А вот компаньонка Элен ей чрезвычайно понравилась, и после отъезда подруги в Америку талантливая молодая художница, по сути, стала частью семьи Джоан. В жизни обеих женщин были мужчины, но, как признавалась Холлис, «моей истинной страстью была Джоан. А я – ее»[1036]

.

В середине 1970-х динамика жизни в Ветёй серьезно изменилась. Живопись Джоан – особенно серия, которую она назвала «Липа», – четко отражала эти изменения: мазки стали резкими, пространство полотен – каким-то клаустрофобным, настроение – бурным. Объяснялось это тем, что Жан-Поль вдруг решил, что тоже влюблен в Холлис[1037]. И когда пришлось выбирать ей, Холлис выбрала Риопеля. Оглушенная горем, Джоан излила свое опустошение на полотно размером почти три на почти семь метров, которое саркастически назвала «Жизнь в розовом цвете»[1038].

От полного отчаяния Джоан тогда спасло появление молодой 31-летней французской композиторши Жизель Барро. Именно она привнесла в жизнь страдающей и борющейся художницы музыку и поддержку – как на личном фронте, так и в творческом плане. Женщины поддерживали друг друга вплоть до смерти Джоан[1039].

Картины художницы на первом этапе ее дружбы с Жизель стали одними из самых ярких и лучезарных ее работ, особенно серия «Великая долина», основанная на истории, рассказанной ей Жизель[1040]. Но Джоан начала писать эту серию только в 1983 году, и потому она не вошла в экспозицию самой важной выставки, прошедшей во Франции. В 1982 году Джоан стала первой американкой, у которой состоялась выставка в парижском Музее современного искусства[1041].

Так уж получилось, что в бурной жизни Джоан Митчелл профессиональные победы почти всегда сопровождались поражением на личном фронте. И та выставка не стала исключением.

На следующий год Джоан узнала, что у нее рак[1042]

. В возрасте 59 лет началось ее медленное и болезненное физическое угасание, во время которого она очень много думала о своем месте в мире как художника и о том, как сильно изменилось это место с тех далеких времен, когда она впервые выбрала этот путь. «Я не уверена, что такие, как мы, много значат сегодня в этом мире, – писала она Барни в 1986 году. – Я имею в виду “искусство”, литературу и тому подобное, то, во что мы верили»[1043]. Однако Джоан уже заняла свое место в этом мире.

Вклад художницы в современное западное искусство в последние годы ее жизни был отмечен целым рядом наград: она была удостоена ордена Искусств и литературы Министерства культуры Франции, получила Гран-при национальной живописи Франции и Гран-при искусств Парижа[1044]. Между получением наград у нее проходили многочисленные выставки, в том числе передвижная ретроспектива, которая побывала во многих городах Америки, и персональная выставка рисунков в музее Уитни. Участвовала она и в ежегодных выставках в Нью-Йорке и Париже[1045].

Несмотря на запущенную онкологию и две операции на бедре, Джоан продолжала писать в своей мастерской в Ветёй огромные картины, а в 1992 году создала серию больших цветных литографий для компании – производителя тканей и обоев Tyler Graphics. Над литографиями Джоан работала во время последней поездки в Нью-Йорк[1046].