Это понимал Евгений Замятин, наделяя строителей ИНТЕГРАЛА, жителей Единого Государства, «нумерами» мужскими: «Д-503», «R-13», «S-4711» и женскими: «I-330», «О-90». Замятин говорил: «Всякий звук человеческого голоса, всякая буква – сама по себе вызывает в человеке известные представления: Р – говорит о чем-то ярком, красном, горячем, Л – о бледном, голубом, холодном, Н – о чем-то нежном, о снеге, небе, ночи, Д и Т – о чем-то душном, тяжелом, о тьме и затхлом, с А связывается ширь, даль, океан, с О высокое, глубокое, море»[40]
.Даже «нумера» наделяются у Замятинаперсональным звучанием характера героя: Д-503 – главный герой, в звуке «д» слышится рациональность и однозначность, R-13 – нумер поэта, в «R» эмоции и вибрация, S-4711 – имя хранителя, «двоякоизогнутого, сутулого и крылоухого»[41]
.Утеря имени означает гражданскую и историческую смерть. Процессы переименования и приращивания дополнительных имен известны в любой культурной традиции. «Имя нельзя перевести на другой язык, чтобы оно слилось в органическом единстве со своей речью». Оно должно быть воссоздано. А ведь история имен показывает нам, как переименовывается сама история. История именует, и имя становится историческим во всех смыслах.
В Санкт-Петербурге жило-было Потешное поле – большой луг в центре императорского города, где проходили потехи – военные парады. В XIX веке Потешное поле, или Царицын луг, переименовали в честь грозного бога войны – Марса, придав месту характер патетический и мемориальный. Марсово поле уже было в Риме и Париже. После долгих внешних и внутренних войн с 1918 года это место стали называть «Площадью жертв революции». Новые эпохи нуждаются в новых именах. В городе революции, на тот момент переименованном Петрограде, шел снег. Это город снега. Мелкой крупой или поземкой он страстно утягивает в воронки, из которых без крыльев, компаса или политического курса партии не вырваться.
В день 23 марта 1917 года под завывающим ветром, на слякотном грязном снегу, прохожим на улицах выдавали билеты для входа на торжественные похороны на Марсовом поле. «Воззвание Комитета по похоронам жертв революции к жителям Петрограда:
Граждане Петрограда. 23 марта наш город, первый поднявший Знамя Великой Революции, передает земле трупы славной и вечной памяти борцов за свободу. Церемониал похорон жертв революции: 1. Место – Марсово поле. 2. День – 23 марта. 3. Прекращается всякая езда с 9 утра до 5 дня по линии Васильевский Остров – Петроградская – Выборгская сторона».
Новые имена. Жертвы стали героями, Санкт-Петербург – Петроградом, а Марсово поле, бывшее Потешным в ХVIII веке, – Площадью жертв революции. Военное поколение сменилось жертвенным поколением без покаяния. Площадь стала братским кладбищем советских и партийных работников до 1933 года. Так поле выросло в луг, площадь и кладбище. Сейчас Площадь революции снова зовется Марсовым полем, которое больше походит на Потешный луг. Там запускают воздушных змеев и фонарики желания, сидят с детьми на газонах и вдыхают по весне беззаботную сирень.
Вечные повороты истории проявляются в противостоянии. Известные вопросы: Чарли Чаплин или Бастер Китон, Платон или Аристотель, идеализм или материализм, Ахматова или Цветаева, Толстой или Достоевский, – терзают людей, которые мечтают о каморке со сверчком, а заведуют кафедрой химической энзимологии и переносят в перерывах между парами стеклянные пробирки в одной руке и зеленые яблоки в другой. У них ностальгия по Богу и собственному имени, которое снесло порывом ветра с постамента своей биографии и раскрошило ржавой крошкой, сменив эпистолярный жанр жизни жанром могильных эпитафий.
Имя «Зинаида» в переводе с древнегреческого обозначает «из рода Зевса». Бесславилась или прославлялась Зинаида Гиппиус, имеющая в своем творческом арсенале около 47 зафиксированных псевдонимов? Когда ее имя как ноу-мен (умопостигаемая реальность) стало феноменом (явленной и социальной реальностью)?
Одаренная такими «мужскими» качествами, как сверхпоследовательная отвлеченность мысли и необоримая сила воли, она поставила их выше пассивности и эмоциональности, якобы типичных для женского пола. Г. Адамович упомянул в книге «Из разговоров с З. Н. Гиппиус» случай, когда Мариэтта Шагинян приглашала Гиппиус на вечер женской поэзии. Зинаида Николаевна ответила отказом, кратко прокомментировав: «Простите, по половому признаку я не объединяюсь»[42]
.«Неженскость» литературного стиля Гиппиус выражалась в концептуальности и логической точности речевых построений. Н. Н. Берберова отмечала в своих мемуарах: «Она (Гиппиус) искусственно выработала в себе две внешние черты: спокойствие и женственность. Внутри она не была спокойна. И она не была женщиной»[43]
.