Через три недели она дала ему отчаянную телеграмму: «Нет денег а дорогу. Пришли телеграфом сто семьдесят франков плюс тридцать для кормилицы. Приеду в субботу скорым».
Новую квартиру художник не нашел, и они поселились в старой мастерской, где жили до отъезда.
Маленькую Жанну взяла к себе Люния Чековска.
Модильяни часто являлся к дочери поздно ночью и пьяным.
В дом его в таких случаях не пускали, и он до утра сидел на ступеньках.
В августе в Лондоне выставили 12 полотен Модильяни. Несколько картин удалось продать.
Появились первые восторженные рецензии.
Но было уже поздно.
Вместе с признанием и зимой пришло обострение туберкулеза. Художник постоянно мерз и все больше пил.
В этот период в документах и воспоминаниях друзей предстают как бы два Модильяни.
Один — человек, понимающий, что серьезно болен.
Он отказывается лечиться, ходит по забегаловкам и безнадежно пьет.
Другой Модильяни являет собой человека, живущего, как все безнадежно больные, упорной надеждой выздороветь и начать все сначала.
Как и Шопен, он предчувствовал свой скорый уход и бросал вызов жестокой судьбе.
Но все было напрасно. Зборовски вместе с женой несколько раз говорил с Жанной и старался убедить ее в том, что Модильяни надо спасать.
— Неужели вы не видите, что он гибнет! — взволнованно говорил Леопольд, расхаживая по комнате.
— Почему же не вижу, — спокойно ответила женщина.
— А если видите, — продолжал горячиться Збровский, — так спасите его и постарайтесь вытащить его из этого омута! Запретите ему пить и уговорите лечь в хорошую клинику! Он не имеет права убивать свой талант! Это преступление перед искусством!
Жанна внимательно выслушала Леопольда, а затем произнесла такое, от чего тот остановился как вкопанный и в изумлении уставился на женщину.
— Извините меня, Леопольд, — произнесла она. — Вы давно знаете Амадео, но так ничего и не поняли в нем и даже не догадываетесь о том, что Моди обязательно нужно умереть… Он, — после небольшой паузы тем же ровным голосом продолжала она, — гений и ангел. Когда он умрет, все сразу это поймут…
Как ни кощунственно прозвучали ее слова, но жизнь доказала ее правоту, как и то, что она понимала художника лучше других.
Судя по всему, Модильяни никогда не стремился выжить, хоть и делал вид, что думает об этом, и даже ездил в Ниццу.
Более того, по всей видимости уже тогда Жанна, чувствовавшая своего любимого как саму себя, знала, что его смерть близка, и знала, как она поступит.
В один прекрасный день Зборовски заглянул к ней в комнату и вздрогнул: на полу стояли два незаконченных автопортрета Жанны.
На одном она вонзала себе в сердце нож, на другом — падала из окна…
В другой раз Ортис де Сарате и Кислинг обнаружили Модильяни в постели в нетопленной ледяной мастерской.
Вместо того, чтобы бегать в поисках дров, Жанна, на последнем месяце беременности, сидела рядом с ним и писала его портрет.
Незадолго до смерти Модильяни организовал выставку своих картин в Париже.
Разразился скандал: на стенах висело так много изображений обнаженных фигур, что достопочтенная публика испытала шок; скандальные работы немедленно вынесли из зала.
Тем не менее, он дожил до славы и испытал ее горький поцелуй: после скандальной выставки в Париже о нем узнала вся Европа.
Но было поздно пожинать лавры: 22 января 1920 года Амедео положили в больницу Шаритэ для бедных и бездомных.
В бреду он повторял:
— Милая Италия, милая Италия…
На следующий день к нему пришла Жанна.
Стоя у кровати, они долго всматривалась в такое дороге для нее лицо, словно хотлеа навсегда сохранить его в своей памяти.
Неожиданно Модильяни пришел в себя и, увидев Жанну, предложил присоединиться к нему в смерти, «чтобы он мог быть с его любимой моделью в раю и вместе с ней наслаждаться вечным блаженством».
Сказав это, он снова потерял сознание.
Так и не произнеся ни слова, Жанна вышла из палаты, не повернувшись к нему спиной.
Через два дня его не стало.
Он умер без десяти девять вечера. Жанна, чтобы не оставаться в мастерской, провела ночь в маленькой гостинице с Полеттой Журден.
Отец настоял, чтобы она поехала к ним, на улицу Амьо. В день похорон художника Жанна находилась на грани отчаяния, но не плакала, а только все время молчала.
Модильяни похоронили 27 января в скромной могиле без памятника на еврейском участке кладбища Пэр-Лашез.
На кладбище его провожали все художники Парижа, среди которых был Пикассо, а также толпы его безутешных натурщиц.
На следующее утро после похорон, в четыре часа утра, будучи на восьмом месяце беременности, Жанна выбросилась из окна шестого этажа.
Увидев любимого мертвым, Жанна решила: на земле ей делать больше нечего. И как ту не вспомнить ее пророческие картины, которые случайно увидел Леопольд Збровски.
Самоубийство Жанны Эбютерн стало трагическим постскриптумом к жизни Модильяни.
Впрочем, кто знает, может быть, ее уход вслед за любимым был скорее закономерным.
И невольно возникает вопрос: а стал бы Модильяни тем самым Модильяни, если бы он был примерным семьянином, не пил, не курил и не скандалил. Думается, вряд ли…