Несмотря на признание Дали, денег у него по-прежнему не было, и без гроша за душой они переехали в небольшой дом в рыбацкой деревне в Порт Лигат.
Там, в уединении, Дали много работал. Теперь он был не один, и ему надо было хоть как-то сводить концы с концами.
Другим важным событием стало то, что Дали в 1929 году Дали с помощью с помощью своего друга художника Хуана Миро вступил в ряды сюрреалистов.
Теперь его работы значительно отличались даже от тех абстрактных картин, которые он написал в начале двадцатых годов.
Главной темой для многих его работ стало теперь противостояние с отцом.
Однако лидер группы Бретон не верил в Дали и относился к этому «выряженному щеголю, который писал картины — ребусы» довольно прохладно.
Образ пустынного берега прочно засел в сознании Дали, и он писал пустынный пляж и скалы без какой-либо определенной тематической направленности.
Его работы вызывали интерес, о нем все больше говорили, и вскоре Дали смог построить недалеко от Порт-Лигата дом на берегу моря.
В 1929 прошла первая персональная выставка Сальвадора Дали в Париже, после которой он начал свой путь к вершине славы.
В январе того же года он встретился со своим другом по Академии Луисом Бюнюэлем, и тот предложил ему писать вместе с ним сценарий к фильму «Андалузский Пес».
«Андалузскими щенками» мадридская молодежь называла выходцев с юга Испании. Это прозвище означало «размазня» и «маменькин сынок».
По мысли авторов, этот короткий фильм должен был шокировать и задеть за живое буржуазию и высмеять крайности авангарда.
Среди самых шокирующих кадров фильма была придуманная Дали знаменитая сцена, в которой человеческий глаз разрезался пополам при помощи лезвия.
Разлагающиеся ослы, мелькавшие в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма. Фильм удался, и после его первого показа в октябре 1929 года в Париже его авторы стали известны на весь мир.
Два года спустя они выпустили на экраны «Золотой век».
Критики приняли новый фильм с восторгом.
Но именно он стал яблоком раздора между Бюнюэлем и Дали, поскольку каждый из них утверждал, что он сделал для фильма больше, чем другой.
Больше они вместе не работали, но их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и направило Дали на путь сюрреализма.
Несмотря на короткую связь с группой Бретона, Дали навсегда остался художником, олицетворяющим сюрреализм. Однако он выделялся даже среди них, поскольку ратовал за сюрреализм без границ.
— Сюрреализм — это я! — заявлял он и, неудовлетворенный бретоновским принципом психического автоматизма, основанным на не контролируемом разумом творческом акте, определял свой метод как «параноидально-критический».
Разрыву Дали с сюрреалистами способствовали и его бредовые политические высказывания. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрез с идеями Бретона. Окончательно с группой Бретона Дали порвал в 1939 году.
В его уходе от сюрреалистов сыграла свою роль и Гала. И, как считают некоторые исследователи творчества Дали, именно она увела Сальвадора Дали из-под эстетического контроля Бретона.
— Скоро вы будете таким, каким я хочу вас видеть! — заявила она Дали, и тот безоговорочно поверил ей.
«Я, — скажет он позже, — слепо верил всему, что она предсказывала мне».
Его сюрреалистическая Мадонна в житейских делах была холодной и достаточно рассудочной женщиной.
«Гала пронзила меня, словно меч, направленный самим провидением, — писал Сальвадор Дали. — Это был луч Юпитера, как знак свыше, указавший, что мы никогда не должны расставаться».
До встречи с Еленой художник стоял на пороге собственной славы. Эта женщина помогла ему перешагнуть порог и насладиться сверкающими залами всемирной популярности.
Но Гала не только предсказывала, она всячески помогала ему, искала богатых спонсоров, организовывала выставки и продавала его картины.
Выражаясь современным языком, она стала прекрасным менеджером, и не случайно сам Дали говорил:
— Мы никогда не сдавались перед неудачами. Мы выкручивались благодаря стратегической ловкости Галы. Мы никуда не ходили. Гала сама шила себе платья, а я работал в сто раз больше, чем любой посредственный художник…
Из парижанки, находившей удовольствие в развлечениях богемы, Гала превратилась в няньку, секретаря, менеджера гения-художника, а затем и в хозяйку огромной империи, имя которой — Дали.
Империя собиралась по кусочкам.
Когда не шли картины, Гала заставляла Дали разрабатывать модели шляпок, пепельниц, оформлять витрины магазинов, рекламировать те или иные товары…
Не давая ему ни секунды передышки, она держала Дали под постоянным давлением, прекрасно понимая, что именно такое обращение было нужно такого для слабовольного и плохо организованного человека, каким был Дали.
Эта гонка не осталось незамеченным, и журналисты стали представлять Елену не только как Музу, но и воплощение зла, и постоянно упрекали за жестокость, алчность и аморальность.
По свидетельству некого Олано, весьма близкого к художнику, Гала тратила деньги с такой легкостью, словно дали рисовал их.