Но, отмечал он, делала она это уже тогда, когда Дали стал процветающим художником и деньги текли к нему рекой.
Признание художника отнюдь не означало того, что теперь он почивал на лаврах и стриг купоны везде, где это было только можно.
Отнюдь!
Как и всякий гениальный творец Дали был убежден в том, что именно теперь он был просто обязан научиться писать, как великие мастера Возрождения.
Совместная работа с Бюнюэлем и долгие споры с Лоркой, который провел много времени у него дома, дали ему новую пищу для глубоких рассуждений о своем искусстве.
И он уже начинал понимать, что, только овладев техникой эпохи Возрождения, он сможет выразить те идеи, которые побуждали его рисовать.
К 1934 году Гала развелась с мужем, и Дали мог жениться на ней.
Удивительная особенность этой семейной пары была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала, в прямом смысле, жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял ее, восхищался ей.
В 1940 они за несколько недель до фашистского вторжения улетели из Франции трансатлантическим рейсом в Америку, оплаченным Пикассо.
В Штатах они провели восемь лет. Там Дали написал свою лучшую книгу «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим».
Изданная в 1942 году книга сразу же навлекла на себя серьезную критику со стороны прессы и сторонников пуританского общества.
За годы, проведенные в Америке, Дали нажил состояние. При этом, как утверждают некоторые критики, он поплатился своей репутацией художника.
В среде художественной интеллигенции его экзальтированное поведение рассматривалось как обыкновенное кривлянье для привлечения внимания к своему творчеству.
Ну а поскольку в то время художники были заняты поиском нового языка для выражения новых идей, рожденных в современном обществе, то его манера письма считалась не подходящей для двадцатого века.
Во время своего пребывания в Америке Дали работал как ювелир, дизайнер, фоторепортер, иллюстратор, портретист, декоратор и оформитель витрин.
Он делал декорации к фильму Хичкока «Дом доктора Эдвардса», распространял газету «Дали Ньюс», в которой было напечатано «Иероглифическое толкование и психоаналитический анализ усов Сальвадора Дали».
Тогда же он написал роман «Скрытые лица».
Его тексты, фильмы, инсталляции, фоторепортажи и балетные постановки отличали ирония и парадоксальность, сплавленные в единое целое той же своеобразной манерой, которая свойственна его живописи.
Несмотря на всю их эклектику композиции его картин были построены по правилам академического искусства, а какофония сюжетов (деформированные предметы, искаженные образы, фрагменты человеческого тела) смягчалась ювелирной техникой, воспроизводящей фактуру музейной живописи.
Дали хорошо жилось в Америке, но он тосковал по родине, и в 1948 году они вернулись в Испанию.
Они снова поселились в Порт-Льигате, и совершенно неожиданно для всех художник обратился в своих творениях к религиозно-фантастической тематике.
Его известность в мире продолжала расти, основываясь как на его яркости и его чутье общественного вкуса, так и на его невероятной плодотворности в живописи, графических работах и книжных иллюстрациях, а также как дизайнера в ювелирных работах, одежде, костюмах для сцены, интерьеров магазинов.
Он продолжал удивлять публику своими экстравагантными появлениями.
Например, в Риме он предстал в «Метафизическом кубе» (простой белый ящик, покрытый научными значками).
Большая часть зрителей, приходивших посмотреть на спектакли Дали, была попросту привлечена эксцентричной знаменитостью.
И все это время художник не уставал боготворить свою музу.
«Гала, Градива, Галатея, мой талисман, мой клад, мое золотце, оливка», — это только малая часть имен, которые давал живописец своей музе и жене.
Высокопарные титулы и изощренно-чувственные прозвища составляли как бы часть «сюрреальности», в которой жили супруги.
На одной из картин Дали Христофор Колумб, ступив на берег Нового Света, несет стяг с изображением Галы и надписью: «Я люблю Галу больше матери, больше отца, больше Пикассо и даже больше денег».
Дали сказал «люблю больше матери» отнюдь не для красного словца.
Он слишком рано матери и нашел ее идеальное выражение именно в Гале.
Та, в свою очередь, нашла в нем сына, и далеко не случайно ее дочь, которую она любила меньше Сальвадора, воспитывала бабушка Поля Элюара.
«Словно мать страдающему отсутствием аппетита ребенку, — писал Дали в дневнике, — она терпеливо твердила:
— Полюбуйся, малыш Дали, какую редкую штуку я достала. Ты только попробуй, это ведь жидкая амбра, и к тому же нежженая. Говорят, ею писал сам Вермеер!»
Сестра Галы отмечала, что никогда в жизни не видела более нежного и трогательного отношения женщины к мужчине.
«Гала, — вспоминала она позже, — возится с Дали как с ребенком, читает ему на ночь, заставляет пить какие-то необходимые таблетки, разбирает с ним его ночные кошмары и с бесконечным терпением рассеивает его мнительность.
Дали швырнул часами в очередного посетителя — Гала бросается к нему с успокоительными каплями — не дай Бог, с ним сделается припадок».