Все было напрасно, и ее «Сашенька» впервые в жизни был равнодушен ко всему на свете, кроме своей «синеокой красавицы».
Ухаживал он неумело, но страстно. Ксения Михайловна сдалась. Борьба с неистовым поклонником и собственными чувствами была проиграна.
И когда Александр после очередного свидания вернулся домой под утро, бледный и еще более влюбленный, он записал в своей книжке:
Так было положено начало первому лирическому циклу стихов Блока, озаглавленному «К.М.С.»
Опасаясь новых истерик и скандалов, он впервые не показал матери ни одной написанной им строчки.
И той не осталось ничего другого, как отправиться к «перезрелой кокетке».
Сразу же задав разговору скандальный оттенок, она потребовала оставить ее сына в покое.
В противном случае, она пригрозила «гнусной совратительнице» каторгой, и, судя по положению ее мужа, это не было пустой угрозой.
Ксения Михайловна не стала ни спорить, ни ругаться с разгневанной женщиной.
Выслушала угрозы, она совершенно неожиданно Александры Андреевны улыбнулась и открыла дверь, и той не оставалось ничего другого, как покинуть ристалище.
Конечно, она была озлоблена и грозила разлучнице самыми страшными карами.
Только теперь уже про себя.
Однако через несколько дней ее настроение улучшилось.
Судя по всему, курортный роман прошел свой апогей и мирно катился к закономерному окончанию.
Александра Андреевна была настолько обрадована, что даже не пыталась скрыть своего цинизма, чем весьма покоробила тонкую душу сына.
— Ничего не поделаешь, Сашенька, — усмехнулась она, — возрастная физика дает себя знать! Впрочем, может, ты и прав, ведь это в любом случае лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни…
Александр поморщился и ничего не сказал. Его отношения с Садовской продолжались. Но что-то изменилось в нем после этих слов, поскольку мать, сама того не ведая, словно мучавшаяся от ненайденной любви Снежная королева врезала в его сердце кусочекльда, сквозь который он будет отныне смотреть на мир.
Более того, именно этот осколок льда будет разрушать его всю оставшуюся жизнь, пока, наконец, не растает. Но вместе с ним из сердца поэта уйдет и сама Жизнь.
Но все это будет потом, а пока его страсть день ото дня становилась сильнее.
«Ухожу от всех, — писал он ей, — и думаю о том, как бы быстрее попасть в Петербург, ни на что не обращаю внимания и вспоминаю о тех блаженных минутах, которые я провел с Тобой, мое Божество».
Но затем следует весьма многозначительная для него приписка.
«Если бы Ты, дорогая моя, — писал он, — знала, как я стремился все время увидеть Тебя, Ты бы не стала упрекать меня.
Меня удерживало все время все-таки чувство благоразумия, которое, Ты знаешь, с некоторых пор, слишком развито во мне, и простирается даже на те случаи, когда оно совсем некстати».
Что это за благоразумие у практически мальчика?
Пресыщенность, или поиск чего-то куда более возвышенного, нежели встречи, которые, несмотря на всю их романтичность, кончались одним и тем же.
Впрочем, выдержки пока хватало ненадолго и, отбросив к черту все свое благоразумие, Александр часами стоял у дома своей возлюбленной.
Однако с каждым разом он стоял все меньше, и какая-то неведомая ему сила уводила его от него. Да и сами свидания превращались в тягость.
Чтобы там не говорили, но отношения между почти сорокалетней женщиной и семнадцатилетним юношей не могли продолжаться вечно.
Острота ощущений проходила, начинались неизбежные в таких случаях ссоры, и, наконец, настал тот самый день, который принято называть последним.
Мы можем только догадываться, по каким причинам Садовская оставила Блока.
Но совершенно точно известно, что его расставанию с нею способствовала встреча Александра с Любовью Менделеевой, дочерью знаменитого ученого Дмитрия Ивановича Менделеева.
Впервые он увидел Любу в Боблово летом 1898 года. Он приехал на белом коне, в элегантном костюме, мягкой шляпе и щегольских сапогах.
Несмотря на весь его лоск, Любе он не понравился. Высокий и чересчур худощавый юноша с задумчивым взглядом и надменным выражением тонких губ показался ей актером, постоянно разыгрывающим какую-то выдуманную им сами роль.
Но в то же время она смутно почувствовала, что именно с этим мужчиной будет связано в ее жизни что-то очень важное. Его ранние стихи волновали душу молоденькой гимназистки.
«Меж листьев сирени мелькает белый конь, — напишет она в своих воспоминаниях, — которого уводят на конюшню, да невидимо внизу звенят по каменному полу террасы быстрые, твердые, решительные шаги.
Сердце бьется тяжело и глухо.
Предчувствие?
Или что?
Но эти удары сердца я слышу и сейчас, и слышу звонкий шаг входившего в мою жизнь».
А вот сам Блок сразу выделил Любу из множества других знакомых барышень. Строгая и неприступная, она, как никто другой, подходила на роль Музы, выдуманной молодым поэтом.