Женщины, которые вдохновляли

Тут было пустое мое любопытство, но морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни».

Судя по другим рассказам самой Любы, Блок в тот вечер сказал ей:

— Прикажи, и я выдумаю скалу, чтобы броситься с нее в пропасть. Прикажи, и я убью первого, и второго, и тысячного человека из толпы! И вся моя жизнь в одних твоих глазах, в одном движении!

Люба задумчиво смотрела на него. Судя по его бредовым речам, он нисколько не изменился.

Все та же возвышенная любовь из рыцарских романов, и все тот же возведенный им пьедестал, на который он возводил Любу.

Чего, говоря откровенно, эта совершенно заурядная девушка вряд ли была достойна.

Он еще долго говорил в том же духе про «скалы» и «пропасти» и закончил свою речь предложением выйти за него замуж. Та по совершенно понятным причинам колебалась.

Одно дело слушать про Бога и Провидение на романтических свиданиях, и совсем другое — жить с носителем всех этих бесконечно для нее возвышенных идей.

В семейной жизни нужны были не музы, а, по словам одного из героев А. П. Чехова, утюг.

А с утюгом, судя по рассуждениям поведению Блока, у него было не очень.

Даже не представляя себе, как жить с экзальтированным и постоянно пребывавшим в каких-то заоблачных мирах человеком, Люба отказала ему.

Но не все оказалось так просто. Экзальтация сыграла свою роль даже сейчас, и там, где другой мужчина отступил бы, Александр пообещал покончить с собой.

И Люба, знавшая, что Александр приобрел пистолет, чтобы в случае отказа свести счеты с этой «неидеальной» жизнью, не рискнула брать грех на душу и сказала «да», наивно веря, что семейная жизнь все расставит по своим местам.

Конечно, со стороны вся эта сцена выглядела дешевой опереттой.

Но Любе было не до смеха.

Впрочем, кто знает, возможно, в ее душе нечто такое, что толкнуло ее на столь опрометчивый шаг.

Свадьба состоялась в августе 1904 года.

Невеста была хороша в длинном белом платье со шлейфом, а жених казался сошедшим со страниц модного английского романа: белая шляпа, фрак и высокие сапоги.

Когда смолкла веселая музыка, дорогое шампанское было допито, а за молодыми торжественно затворили дверь спальни, между ними произошел странный разговор:

— Любаша, я должен сказать тебе что-то очень важное, — начал Блок, нервно расхаживая по комнате.

«Сейчас он снова признается мне в страстной любви! Ох уж эти поэты!» — подумала Люба, опустившись на брачное ложе и мечтательно прикрыв глаза.

— Ты ведь знаешь, что между мужем и женой должна быть физическая близость? — продолжал муж.

— Да, — улыбнулась Люба, догадываюсь…

— Так вот запомни раз и навсегда: у нас этой самой близости не будет никогда! — вдруг жестко отрезал Блок.

От неожиданности невеста вскочила.

— Как не будет? Но почему, Сашура? Ты меня не любишь?

— Потому что все это темное начало, ты пока этого не понимаешь, но скоро… Сама посуди: как я могу верить в тебя как в земное воплощение Вечной Женственности и в то же время употреблять, как уличную девку? Пойми, плотские отношения не могут быть длительными!

Молодая жена в изумлении смотрела на мужа и отказывалась верить своим ушам.

Что он говорит?

А как же его стихи о прекрасной Незнакомке, в которой она сразу узнала себя?

Разве не ею он грезил?

Разве сегодня в церкви их соединили не для того, чтобы они стали единым целым и больше никогда не разлучались?

— Я все равно уйду от тебя к другим, — уверенно подытожил Блок, глядя ей прямо в глаза. — И ты тоже уйдешь. Мы беззаконны и мятежны, мы свободны, как птицы. Спокойной ночи, родная!

Блок по-братски поцеловал жену в лоб и вышел из спальни, плотно затворив за собой дверь.

И можно себе представить обиду и потрясение молодой женщины, услышавшей такие слова в самый интересный момент.

Люба в ту ночь так и не уснула.

Да и как уснуть, если боготворивший ее муж был совершенно не готов к супружеским отношениям.

И все-таки в ней жила надежда, что Александр опомнится и у них все наладиться.

Однако на следующую ночь повторилось то же самое.

Вместо того, чтобы занять жену ласками, Александр в течение двух часов рассказывал Любе сначала о грубых и чувственных ритуалах служителей Астарты, как звали богиню любви, не знавшую стыда.

Покончив с Астартой, он чуть ли не до утра с великим вдохновением говорил о другой Богине — о Душе Мира, Премудрой Софии, непорочной и лучезарной.

Пожелав жене спокойной ночи, Александр поцеловал ее в лоб и преспокойно отправился к себе в кабинет.

Через неделю измученная и обиженная Люба снова потребовала объяснений, и Александр снова заговорил о том, что физические отношения между мужчиной и женщиной не могут быть длительными.

Если Люба станет ему не мистической, а фактической женой, рано или поздно он разочаруется и уйдет к другой.

— А я? — спросила Люба.

— Ты уйдешь к другому мужчине! — последовал бесстрастный ответ.

— Но я люблю тебя! — в отчаянии вскричала Люба. — Я женщина и хочу быть любимой тобой не только на словах! Мне нет никакого дела до всех этих премудрых Софий, и я хочу только одного: быть твоей женой во всех отношениях! Неужели ты не понимаешь, какие муки я испытываю каждый раз, когда ты уходишь на ночь к себе?