Женщины, которые вдохновляли

Как тут же выяснилось, Александр этого не понимал и продолжал витийствовать с упорством, достойным лучшего применения.

— Моя жизнь, — сказал он, — немыслима без исходящего от тебя непознанного, а только еще смутно ощущаемого мною Духа. Я не хочу объятий. Я хочу сверхобъятий! Ты — моя Муза и должна оставаться ею, недостижимой и божественно-далекой…

В силу своего земного притяжения Люба не понимала, что это значит и продолжала мучиться.

«Отвергнута, не будучи еще женой», — напишет потом она в своих «И былях, и небылицах».

Что же, лучше, наверное, не скажешь.

Продолжать оставаться девственницей при живом муже, это было нечто.

И судя по его поведению, исправлять это положение Александр не собирался.

Вместо того, чтобы обнять жену и лечь с ней спать, он каждый вечер продолжал свои уже набившие Любови оскомину рассуждения о грядущем, мистическом и непознанном.

Сколько раз выходила Люба из спальни с красными от слез глазами и осунувшимся бледным лицом.

Но она и не думала сдаваться.

В ход пошли все традиционные женские средства обольщения: наряды от самых модных петербургских портних, белье из Парижа, приворотные зелья от деревенских знахарок и даже легкий флирт с лучшим другом Блока Андреем Белым.

Лишь осенью 1904 года Любе удалось «совратить» своего законного супруга.

Как видно, природа брала свое.

Помните студента из «Ямы» А. Куприна, который взял из публичного дома проститутку и решил сделать из нее товарища.

Однако в первый же вечер после возвышенных и заумных речей, из которых та не поняла ни слова, он лег с ней спать.

То же самое произошло и с Блоком, и осенью 1904 года в один из вечеров, как писала сама Менделеева, «неожиданно для Саши и со „злым умыслом“ моим произошло то, что должно было произойти».

«Злой умысел» увенчался успехом, и на какое-то время их отношения изменились.

«С тех пор, — вспоминала Менделеева, — установились редкие, краткие, по-мужски эгоистические встречи».

Но даже и эти «эгоистические встречи» продолжались недолго, и уже весной 1906 года с эгоизмом было покончено раз и навсегда.

И это происходило с человеком, который, судя по его записной книжке, как-то встретил девицу, которую «раззадорил до пылкой вакханки».

А, значит, и себя вел соответственно.

Иначе говоря, холодным он не было.

Как можно убедиться, ничто человеческое поэту было не чуждо. Другое дело, что в сфере красоты влюбленность и любовь понималась им совершенно иначе, чем у обычных людей.

Затем случилось то, что и должно было случиться.

В то время в доме Блоков было всегда много гостей, среди которых часто бывали Соловьев и Андрей Белый (Борис Бугаев).

Дружба с последним вообще началась с явления таинственного и даже мистического.

«Я написал Блоку, — писал позже Белый, — не будучи с ним знаком; и на другой день получил от него письмо.

Как выяснилось, он в тот же день почувствовал желание мне написать. Это было в декабре 1902 года».

Со дня первой встречи молодые люди почувствовали влечение друг и виделись чуть ли не каждый день.

Более того, они стали считать себя братьями. И они таковыми были и на самом деле. По духу.

Более того, Белый был одним из первых, кто провозгласил Блока великим поэтом и на самом деле преклонялся перед ним.

Преклонялся он и перед его женой, которая очаровала его своей красотой, скромностью, простотой и изяществом.

Белый каждый день дарил ей розы. А в те дни, когда он не мог приехать в Боблово, он присылал цветы с нарочным. Соловьев тоже лилии.

Судя по всему, в первое время они видели в Блоке своего пророка, а в его жене воплощение той самой Вечной Женственности, которую Блоку посчастливилось найти.

Если говорить откровенно, то они замучили Любовь Дмитриевну своим поклонением, если этим, конечно, можно замучить.

Они воспринимали каждое сказанное ею слово, как некое откровение, исполненное мало кому понятным значением.

Каждый ее шаг и жест становился для них событием, и они на полном серьезе погружались в философские диспуты относительно ее платьев и прически.

Иначе и быть не могло.

Ведь она была Музой великого поэта, который именно в ней черпал свое вдохновение и потом изливал его в прекрасных стихах.

В этих стихах восторженные и такие же странные приятели Блока, как и он сам, видели чуть ли не новое Евангелие, в которых раскрывалась великая и таинственная Любовь к Женщине. И это была уже не обыкновенная, плотская любовь, а проявление высшего Духа.

Несмотря на поиски и свое преклонение перед возвышенным, эти люди все же оставались пока еще людьми. А значит, были грешны.

И наступил день, когда «брат» Андрей вдруг увидел в жене приятеля не Великое и Возвышенное, а красивую и очень одинокую женщину, лишенную самого главного — обыкновенной земной любви.

Надо отдать ему должное, он не пошел напролом, а повел свою партию достаточно тонко.

Он посвятил Любови несколько своих песен, которые сам же и пел, подыгрывая себе на рояле.

Ей, и только ей, были посвящены и его стихи, которые Андрей читал теперь уже и своей Музе, вперив в нее свой страстный взгляд.

И, конечно же, он в буквально смысле завалил ее цветами.