Женщины, которые вдохновляли

Эмилия Тимм увлекла его игрою на рояле и своим пением.

Брюллов не стал клясться в вечной любви и выразил свои чувства созданием портрета прекрасной Эмили.

Свадьба состоялась 27 января 1839 года.

«В продолжение обряда, — вспоминал о ней Тарас Шевченко, — Карл Павлович стоял, глубоко задумавшись; он ни разу не взглянул на свою прекрасную невесту».

Затем началась семейная жизнь.

Внешне все выглядело веьма благопристойно, и со стороны могло показаться, что Брюллов доволен сделанным выбором.

На самом деле это было не так, и причиной семенйм неурядицам стал деспотичный отец Эмилии, который заставил дочь оставаться под «родительским кровом» даже после свадьбы.

Тогда эта прихоть показалась художнику странной, поскольку он уже мог позволить себе иметь собственный дом.

Но Эмилии тоже хотелось жить вместе с отцом, и новоявленный супруг не стал возражать.

Об истинной причине такой привязанности девушки к отчему дому Карл Павлович не догадывался до тех пор, пока не застал свою молодую жену в постели с… тестем.

Брюллов подал на развод, который получить по тем временам было делом немыслимым.

Едва Брюллов заикнулся о разводе, как обнаглевший тесть потребовал у Брюллова… пожизненной пенсии для себя и дочери.

— Как я покажусь на улице? — с грустью вопрошал художник. — На меня ведь пальцем станут показывать, как на злодея. Кто поверит в мою невинность? А это «волшебное создание» еще осмеливается требовать с меня пенсию! За что?

Дело зашло так далеко, что император Николай I повелел Брюллову объяснить графу Бенкендорфу точные причины своего развода.

«Я, — писал художник, — влюбился страстно. Родители невесты, в особенности отец, тотчас составили план женить меня на ней…

Девушка так искусно играла роль влюбленной, что я не подозревал обмана».

Так Карл Павлович, насилуя самого себя, был вынужден посвящать посторонних людей в самые даже не столько интимные, сколько неприглядные стороны своей жизни.

Через два месяца после венчания он получил разрешение на развод.

Бракоразводный процесс закончился быстро, однако сплетни о семейной трагедии художникаеще долго не утихали.

Именно в это время не стало графа Литты, который, невзирая на свои семьдесят лет, считал себя еще завидным женихом, читал без очков и пил вино так, что ему позавидовал бы сам Денис Давыдов.

За минуту до смерти он поглотил рассчитанную на 12 порций форму мороженого, а последние слова в этом грешном мире адмирал посвятил искусству своего повара:

— На этот раз мороженое было просто восхитительно!

Граф Литта, оставил огромное состояние, и по делам наследства в Петербург приехала графиня Юлия Самойлова.

В Царском Селе она всплакнула над могильной плитой деда Литты и поспешила явиться в столичный свет.

«Она так переменилась, — сообщал К. Я. Булгаков, — что я бы не узнал ее, встретив на улице: похудела и лицо сделалось итальянским.

В разговоре же она имеет итальянскую живость и сама приятна…»

Узнав о трагических событиях в семье Брюллова, Юлия Павловна поспешила к нему в мастерскую.

Художник выглядел мрачным, но уже работал.

— Жена моя — художество! — грустно улыбнулся он, завидев бывшую возлюбленную.

Даже не ответив, Юлия приняась наводитьпорядок в его доме. Она выгнала кухарку, нанятую Эмилией, и дала пощечину пьяному лакею.

Потом прогнала всех гостей, жаждущих похмелиться, и только потом повторила художнику фразу, уже однажды написанную ею в письме к нему:

— Я поручаю себя твоей дружбе, которая для меня более чем драгоценна, и повторяю тебе, что никто в мире не восхищается тобой и не любит тебя так, как я — твоя верная подруга…

Утешив Брюллова, она вернулась в Славянку, где в интерьере парадного зала ее изобразил художник Петр Басин, приятель Брюллова, знавший Самойлову еще по жизни в Италии.

Басин исполнил портрет женщины в сдержанной манере, графиня как бы застыла в раздумье.

Начал портрет любимой женщины и сам Брюллов, изобразив ее в порыве непредсказуемого движения, вызывающего и протестующего.

Так возникла знаменитая «Графиня Ю. П. Самойлова, удаляющаяся с бала у персидского посланника».

В своем портрете художник как бы опустил между Самойловой и обществом, которое она покидала, непреодолимую преграду, и отрезал ей все пути назад.

Большой смысл вложен в красный занавес, который отделяет ее от той жизни, в которой видны только маски.

Что же касается графини…

Она так же стремительно, как это изображено на картине, покинула тогда Петербург. Так эта удивительная женщина ушла из жизни художника.

Судьбе было угодно, чтобы это была их последняя встреча.

В Петербурге Брюллов вел занятия в академии по классу исторической живописи.

В это время достроили Исаакиевский собор, и художника попросили расписать огромный купол храма.

Он работал как одержимый!

Но сквозняки и холод свалили его в постель. Шея его не двигалась, руки с трудом брали кисть.

Врачи предупредили о необходимости немедленного лечения, и художник уехал на остров Мадейру.

Оттуда он приехал в Италию, где и провел последние годы жизни.

Незадолго до своего ухода он написал картину «Ночь над Римом».