И стал он им во многом благодаря своей любви к Софье.
Впрочем, кто знает, не вдоховила ли эта самая Софья и самого Чехова на написание одной из его лучших пьес — «Чайки».
«Порою, — рассказывал сама Софья Петровна, — нас вдруг охватывала страсть к охоте, и мы целыми днями бродили по полям и перелескам…
Однажды мы собрались на охоту в заречные луга…
Над рекой и над нами плавно кружились чайки.
Вдруг Левитан вскинул ружье, грянул выстрел — и бедная белая птица, кувыркнувшись в воздухе, безжизненным комком шлепнулась на прибрежный песок.
Меня ужасно рассердила эта бессмысленная жестокость, и я накинулась на Левитана.
Он сначала растерялся, а потом даже расстроился.
— Да, да, это гадко. Я сам не знаю, зачем я это сделал. Это подло и гадко. Бросаю мой скверный поступок к вашим ногам и клянусь, что ничего подобного никогда больше не сделаю.
И он в самом деле бросил чайку мне под ноги…
Мало-помалу эпизод с чайкой был забыт, хотя, кто знает, быть может, Левитан рассказывал о нем Чехову…»
Так продолжалось несколько лет.
Левитан блаженствовал — впервые о нем кто-то заботился, решал все бытовые вопросы, и он мог полностью посвятить себя творчествуа.
В те годы, рядом с Кувшинниковой, Левитан написал свои самые знаменитые картины, в том числе и «Над вечным покоем».
В творческом наследии Исаака Левитана очень мало портретов.
Как известно, он предпочитал пейзажи. Портреты он писал только тех, кого очень любил.
Но Софью Левитан рисовал не раз.
Наиболее известен портрет, написанный в самом начале истории их любви, в 1888 году.
Она сидит в кресле, в роскошном белом атласном платье, смуглая, черноволосая, с осиной талией.
Конечно, он любил ее, ведь только любящий человек мог написать тот ее портрет, где она юная, красивая, с тонкой талией, в белом платье.
Однако далеко не все так просто было в жизни Софьи.
Терпеть левитановский характер — раздражительность, полное отрешение от жизни во время работы, капризы — стоило дорогого.
А еще — женщин, которых он покорял, порой даже не замечая этого.
Влюбчивый и нервный, художник вносил в ее жизнь определенную сумятицу.
«Женщины находили его прекрасным, — вспоминал М. П. Чехов, — он знал это и сильно перед ними кокетничал.
Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно.
Увлекшись, он бросал все дела и следовал за предметом своей страсти. Он мог в любом месте встать перед дамой на колени.
Благодаря одному из его ухаживаний он был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте, и тут же в антракте с волнением просил меня быть его секундантом.
Один из таких же его романов чуть не поссорил его с моим братом Антоном навсегда».
Надо ли говорить, что каждое увлечение Левитана стоило страшно ревновавшей его Софье неимоверных страданий.
В Плесе, в доме купца Трошева, Левитан увлекся женой хозяина Анной.
Анна ответила взаимностью и рассказывала ему о своей грустной жизни с нелюбимым мужем-старообрядцем, которого, кроме молитв и денег, ничто больше не интересовало.
Кончились все эти печальные рассказы тем, что Анна решила бежать из семьи, надеясь, что будет жить в городе с Левитаном.
В то же лето в Плесе жил влюбленный в Софью Петровну Савва Морозов.
Уезжали из Плеса парами — сначала Морозов с Анной, а потом Левитан с Софьей.
Однако в Москве все оказалось не так, как думала наивная и влюбленная Анна Грошева.
Левитан полностью погрузился в работу, а потом и вовсе уехал в Европу, куда Третьяков послал его делать копии с картин французских мастеров.
Сердобольный Морозов дал беглянке денег и устроил работать на одну из своих фабрик.
Софья боялась, что, вернувшись в Москву, Левитан захочет увидеть Анну, но он даже не вспомнил о ней.
Кто знает, может быть, именно тогда Софья начала понимать, чего на самом деле стоит любовь художника. Страстная в начале и исчезающая в конце…
Но что поделаешь, если поэту, музыканту и художнику постоянно нужны новые волнения и страсти, дабы поддерживать творчество.
Если Левитан забыл Анну, то это вовсе не означало того, что он успокоился.
Отнюдь и после Анны пришла очередь сестры Чехова, Маши.
Однажды он упал перед ней на колени и признался в своей страстной любви.
Растерянная девушка побежала к брату за советом.
Чехов сказал:
— Если хочешь, — сказал Чехов, — ты можешь выйти за него замуж, но имей в виду, что ему нужны женщины бальзаковского возраста, а не такие, как ты…
«Мне стыдно было сознаться брату, — вспоминала Мария, — что я не знаю, что такое „женщина бальзаковского возраста“, и, в сущности, я не поняла смысла фразы Антона Павловича, но почувствовала, что он в чем-то предостерегает меня».
Но Левитану она ответила отказом.
Потом был мимолетный роман с Ликой Мизиновой, очаровательной, юной преподавательницей русского языка, в которую был влюблен сам Чехов.
Лика, стараясь вызвать в его душе ревность, поддразнивала писателя, рассказывая о Левитане и его ухаживаниях.