Женщины, которые вдохновляли

В конце концов, он не удержался и написал рассказ „Попрыгунья“, в котором вывел всех перечисленных лиц. Смерть Дымова в этом произведении, конечно, придумана».

Узнаваемы были и другие персонажи, имевшие прототипами актера А. П. Ленского, художника А. С. Степанова, писателя Е. П. Гославского и других известных москвичей.

Да и многие ситуации, в которых оказывались герои рассказа, были взяты из реальной жизни.

Понятно, что далеко не всем такой «натурализм» Чехова понравился.

Тем, кто бывал в доме Кувшинниковых, многое, что описал Антон Павлович, было хорошо знакомо — обстановка в доме Дымовых, то, как проходили вечерние чаепития, разговоры за столом и даже любимые выражения и шутки, которыми обмениваются герои.

Но главное, были очень правдоподобно описаны отношения художника и его ученицы, причем многие упрекали автора, что свою героиню он представил значительно ветреней, чем был её реальный прототип.

На писателя посыпались обоснованные обвинения.

Больше всех обиделись Левитан и Кувшинникова.

Исаак Ильич даже стал обсуждать с друзьями условия возможной дуэли, но его удалось отговорить.

Кувшинникова перестала принимать Чехова у себя.

Антон Павлович вынужден был оправдываться.

«Можете себе представить, — писал он писательнице Лидии Авиловой, — одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей „Попрыгуньи“, и меня вся Москва обвиняет в пасквиле.

Главная улика — внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником».

Брат Антона Павловича, Михаил, был более откровенным, хотя и пытался смягчить ситуацию, интерпретируя произошедшие события.

Ссора писателя и художника затянулась надолго.

Помирить их смогла писательница Татьяна Щепкина-Куперник, которая чуть ли не силой привела Левитана к Чехову и заставила их пожать друг другу руки.

А вот Софья Петровна простить Чехова не смогла, и путь в салон был ему с этого времени заказан.

В обстановке всеобщего обсуждения и пересудов Левитан и Кувшинникова вынуждены были прервать свои отношения.

Если кто-то хоть немного и выиграл в этой ситуации, то это Дмитрий Павлович Кувшинников, у которого хотя бы внешне наладились семейные отношения.

Больше всех в этой ситуации пострадала Софья Петровна.

Она сохранила к Левитану теплые чувства, но о былых отношениях уже не могло быть речи.

Ну, а то, что случилось в июле 1894 года, поставило окнчательный укрест на их отношениях.

Софья с Исааком тогда жили в имении Ушаковых Островно в Тверской губернии.

Имение принадлежало семейству Панафидиных, радушных и милых людей.

Все в доме ухаживали за Левитаном, а он очень много работал — уходил подальше на природу, писал, но вечера и праздники проводил в окружении искренне восхищавшихся им друзей.

В конце лета в соседнюю усадьбу приехали хозяева, жена и дочери видного петербургского чиновника Турчанинова.

Узнав, что рядом живет знаменитый художник Левитан, дамы тут же решили нанести визит Панафидиным.

И вот, как рассказывала Щепкина-Куперник, тоже гостившая тогда у Панафидиных, знакомство завязалось.

Это были мать Анна Николаевна и две очаровательные дочки, девушки наших лет.

Мать была лет Софьи Петровны, но очень заботившаяся о своей внешности, с подведенными глазами, с накрашенными губами, в изящных, корректных туалетах, с выдержкой и фацией настоящей петербургской кокетки.

«И вот завязалась борьба, — писала Щепкина-Куперник. — Мы, младшие, продолжали свою полудетскую жизнь, катались по озеру, пели, гуляли, а на наших глазах разыгрывалась драма.

Левитан хмурился, все чаще пропадал со своей Вестой „на охоте“, Софья Петровна ходила с пылающим лицом, а иногда и с заплаканными глазами…

Нам было жаль ее, но с бессознательной жестокостью юности мы удивлялись, что в такие годы можно любить… и говорили пресерьезно, что, когда нам минет 40 лет, мы… или умрем, или уйдем в монастырь!

Я уехала до конца лета, и еще осенью Левитан писал мне из Островно, извиняясь, что запоздал ответом на какое-то поручение: „мои личные передряги, которые я переживаю теперь, выбили меня из колеи и отодвинули все остальное на задний план. Обо всем этом когда-нибудь в Москве переговорим. Живется тревожно… Все на свете кончается… и потому — черт знает что!“

„Все на свете“ кончилось полной победой петербургской львицы и полным поражением бедной, искренней Софьи Петровны».

Софья Петровна вернулась в Москву, одна.

Левитан переехал к Турчаниновым.

Но там покоя у него не было.

Дело в том, что в него влюбилась не только мать, но и старшая дочь.

Левитан заигрался и оказался в ужасной ситуации, а когда понял, как глубоко погряз в своих страстях, не придумал ничего лучше, как стреляться.

Правда, он только ранил себя.

Дамы перепутались и вызвали Чехова, который приехал спасать своего любвеобильного друга.

Кстати, и эта история нашла отражение в творчестве Чехова — в «Доме с мезонином», но на этот раз прототипы мудро решили не узнавать себя в героях повести.

«Я выслушал Левитана, — писал Чехов, — дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует.

Вместо звука тут-тук — слышится пф-тук. Это называется в медицине „шум с первым временем“».