Женщины, которые вдохновляли

В Школе Матисс скрупулезно изучал работы старых мастеров, однако манера его собственной живописи того периода больше соответствовала работам импрессионистов.

Но уже тогда тот приглушенный цвет, который был соновным в его ранних работах, начинал обретать силу, становясь величиной самостоятельной.

В годы учебы Матисс не отличался благовоспитанностью и скромностью.

Он мог сорвать представление мюзик-холла, или прикинуться мертвецки пьяным, чтобы собрать вокруг себя толпу зевак.

«Я, — вспоминал Матисс, — был рожден буйным, никогда не делал ничего до тех пор, пока мне этого не хотелось, отшвыривал и ломал все, в чем больше не нуждался, а постель заправлял только в тот день, когда меняли простыни…»

Позже знавшие художника люди не верили, что этот степенный старомодный господин позволял себе когда-либо подобные выходки.

В канун 1893 года Матисс поселился на берегу скованной льдом Сены.

В ту зиму в Париже стояли чудовищные холода.

Вместе с скульптором Жоржем Лоржу он снял студию на улице Сен-Жак.

Среди ранних скульптур Матисса уцелела пара терракотовых медальонов с портретами натурщицы Лоржу.

Это была девятнадцатилетняя Каролина Жобло, которую друзья называли Камиллой.

Она отличалась изящной фигуркой, длинными черными волосами и огромными темными глазами.

— У тебя глаза настоящей одалиски, — сказал Матисс, впервые увидев девушку.

Камилла родилась в апреле 1873 года в провинции Алье, в краю «сонных пастбищ» Центральной Франции.

Ее отец, деревенский плотник, умер, когда девочке было семь лет.

Сироту взяли на свое попечение монахини и научили шить.

Шила Камилла мастерски: у нее были ловкие пальцы и редкое чувство материи. Почти такое же, как и у самого Матисса.

В свое время Луи Арагон напишет, что Матисс «лучше других понимал, как ткань ложится на тело, как полоски материи вписываются в женскую одежду, как они обвивают талию, прилегают к подмышке или подчеркивают изгиб груди.

Эти знания он приобрел, благодаря своей подруге, поскольку такое обилие секретов невозможно найти ни в одном справочнике».

И он научился этому, живя с Камиллой, которая сама шила себе наряды и мастерила шляпки для себя и подруг.

Камилла была беспечна, общительна и заражала окружающих бьющей через край жизнерадостностью.

Она хохотала над шутовскими выходками Матисса и до слез смеялась над карикатурами, которые виртуозно рисовал Лоржу.

Камилла, Анри и Жорж повсюду ходили втроем.

Часто к ним присоединялся студент-медик Вассо.

В старости Камилла любила рассказывать о своей веселой богемной молодости, о счастье быть молодой, красивой и о том, как ей нравилось ловить на себе восхищенные взгляды нищих, но уже подававших надежды художников.

Сам Матисс не любил вспоминать о том времени, а когда его спрашивали о нем, то отделывался словами, что «в двадцать пять не требуется особого воображения, чтобы почувствовать себя влюбленным».

В конце концов, из влюблленной в нее троицы Камилла выбрала Матисса.

Жорж переживал, а очарованный ею Вассо отнесся к решению подруги философски.

Летом 1894 года Матисс перебрался на набережную Сен-Мишель, в многоэтажный доходный дом — свое первое «семейное гнездо».

Это была его и первая в жизни мастерская: мольберт, чугунная печь, кушетка, шкаф и небольшой стол для натюрмортов; холодную воду приходилось брать из общего крана в конце длинного коридора.

«Я, — вспоминал он, — переехал на набережную Сен-Мишель, где у меня была мастерская с видом на Сену, — вспоминал Матисс. — Здесь я женился…»

Анри снял крошечную спальню под крышей и считался семейным человеком, хотя его брак с Камиллой не был зарегестрирован официально.

Все дело было в том, что Матисс, как бы сильно он того ни желал, не имел права жениться без родительского согласия до своего двадцатипятилетия.

Ослушаться отца он не мог даже при всем желании, поскольку сразу бы лишился его финансовой поддержки.

Только когда Камилла обнаружила, что ждет ребенка, Анри решился узаконить их отношения.

Однако семья Матисса решила иначе.

По неписанным законам того времени, в приличном обществе полагалось «давать отставку» подруге сына в случае ее беременности.

И Ипполит Анри Матисс сделал все возможное, дабы обезопасить сына от возможных посягательств жившей с ним самозванки.

Деньги он давать не перестал, но составил документ, который лишил старшего сына, а, соответственно, его детей, вступления в права наследства автоматически.

Эту бумагу будущий дед подписал ровно за день до рождения своей внучки.

Маргерит Эмильен Матисс родилась 31 августа 1894 года.

Девочка оказалась чувствительной и нервной, как и ее мать, и так же трогательно хрупка и изящна.

У нее были такие же бездонные черные глаза одалиски.

От отца она унаследовала пылкость, мужество и гордость, ненависть к компромиссам и непоколебимое чувство долга.

Из всех привязанностей Матисса привязанность к дочери была самой глубокой и самой продолжительной.

Истинное дитя мастерской, Маргерит выросла среди кистей и холстов, с детства привыкла к запаху масляных красок и рано свыклась с неудобствами позирования.