Мнение дочери всегда значило для Матисса больше, чем чья-либо другая оценка.
Маргерит же была безоговорочно преданна отцу всю жизнь.
Рождение Маргерит дорого обошлось Камилле.
Общество не прощало незамужних матерей: хозяева выгоняли их с работы, а консьержки даже самых захудалых парижских меблирашек готовы были выбросить на улицу.
До конца жизни Камиллу преследовали ночные кошмары: когда ей казалось, что она снова мучается постыдной беременностью и рожает дочь в убогой богадельне.
Однако благодаря заботам Анри и его друзей, молодая мать довольно легко оправилась и быстро восстановила силы.
Больше всех молодой паре помогал будущий доктор Леон Вассо, получивший в знак благодарности копию одного из двух скульптурных медальонов Камиллы.
От той поры остался и портрет Маргерит — пухленького, серьезного, кучерявого младенца в платьице из муслина, подпоясанном лентой, который написал другой их ближайший друг, северянин Анри Эвенполь.
Первый портрет своей подруги Матисс назвал «Читающая Камилла».
Камилла в черном платье сидела на фоне темной стены, повернувшись к зрителю спиной так, что свет падал ей на затылок и на белую страницу книги.
На втором, чуть меньшего размера холсте, Анри написал свою подругу в платье с узором из маков на бледном фоне.
Он специально повернул модель вполоборота, чтобы подчеркнуть ее египетский профиль.
Постепенно отношения исчерпали себя, и молодые люди расстались, но о дочери Матисс никогда не переставал заботиться.
Следующий роман Матисса завершился свадьбой, и в 1898 году черноволосая красавица Амели Перейр стала супругой начинающего живописца.
Теперь надо было обеспечивать семью, но Матисс не желал работать только ради продаж и подстраиваться под вкусы богатых покупателей.
И это, несмотря на то, что его начинавший уже проявляться собственный стиль — «живопись, подчиненная чувству и упрощенное виденье предметов» — привыкшая к классическим сюжетам Салона публика принимала неохотно.
Тем не менее, жена поддерживала творческие искания Матисса, веря в его уникальный талант.
А чтобы муж мог спокойно работать, она открыла шляпную мастерскую.
Доход от нее помогал им держаться на плаву, а художнику продолжать свои поиски.
Амели всячески заботилась об Анри.
Она покупала доставала экзотические фрукты для его картин, а поскольку стоили они очень дорого, старалась сохранить их подольше, поддерживая в комнате низкую температуру.
Хорошо знавшая Матиссов Гертруда Стайн писала в своих воспоминаниях, что Амели была великолепной хозяйкой, а в их маленькой квартире всегда было уютно.
Но дело было не только в том, что Амели умела вкусно готовить и успешно вести домашнее хозяйство.
К великой радости Матисса, она была чудесной моделью, и на той самой картине «Женщина в шляпе», с которой и началось знакомство Матисса с семейством Стайнов, изображена именно она.
Когда на эту картину нашлись покупатели и после долгой и утомительной торговли Матисс уже был готов согласиться на их условия, Амели уговорила его не снижать цену на свою работу.
Так она будет поступать всегда.
— Если, — повторяла она, — состоятельные люди заинтересовались картиной, то они уже готовы выложить столько, сколько запросит художник…
Осенью 1932 года Анри Матисс работал над панно «Танец» для музея Барнаса в Мерионе близ Филадельфии.
Ему нужна была натурщица.
К нему пришла молодая русская эмигрантка Лидия Делекторская, совершенно случайно увидевшая его объявление на столбе.
Так Лидия впервые оказалась у Матисса, о картинах которого, как, впрочем, и о нем самом она до этого исторического для нее дня не имела никакого представления.
Лидия родилась в Томске в 1910 году в семье городского детского врача. В 12 лет она осталась сиротой, и ее взяла на воспитание тетка.
Из советской России они перебрались сначала в Манчжурию, в Харбин, где Лидия окончила школу, а потом в Париж.
Лидия хотела стать врачом, но денег на обучение не было, и в 19 лет она вышла замуж.
Через год она рассталась с супругом и влюбилась в своего земляка, с которым уехала на юг Франции в поисках работы.
Но страна находилась в кризисе, и эмигрантам было непросто трудоустроиться.
Матисс взял эмигрантку на неполный рабочий день, а сверхурочные часы пообещал щедро оплачивать.
В молодости художнику довелось испытать немало трудностей и лишений, и он хорошо знал цену денег, заработанных честным трудом.
Поэтому Матисс находил любую возможность поощрить своих сотрудниц и молодых жительниц Ниццы, служивших ему моделями.
— Сегодня, — двольно часто говорил он Лидии, — я задержал вас почти на час, вы вернетесь к себе очень поздно. Я советую вам поужинать в рестранчике…
С этими словами он вручал Лидии купюру, которая удваивала ее дневной заработок.
Это были повседневные знаки внимания, которые, конечно же, уступали его тем поистине королевским одаркам, какие он делал Лидии позже.
К моменту встречи с Лидией Матиссу было 63 года, а ей — всего двадцать два.
Тем не менее, именно Лидия выглядела опустошенной и потерянной, а Матисс — жизнерадостным и оптимистичным.
Рядом с ним Лидия почувствовала себя в безопасности.