Деньги текли рекой, но у нее их было без счету.
Юлия Павловна все так же страстно увлекалась. Казалось, скоротечным романам не будет конца.
Вот с такой женщиной было суждено познакомиться художнику.
— Бойтесь ее, Карл! — предупредил его хозяин дома. — Эта женщина не похожа на других. Она меняет не только привязанности, но и дворцы, в которых живет. Но также точно и то, что от нее можно сойти с ума. А один уже сошел…
Князь намекал на несчастного корнета Сен-При, который из-за неразделенной любви к графине пустил себе пулю в лоб.
В тот вечер они сказали друг другу с десяток ничего не значащих, любезных слов, хотя Брюллов и смотрел на нее неотрывно.
Конечно, она сразу же понравилась ему, как нравилась всем и везде.
Но он не мог не понимать той глубокой пропасти, которая лежала между ним и ею.
Кто он и кто она?
Петербург отказывал Карлу даже в присылке пенсионных денег, а эта женщина, по давно доходившим до него слухам, не знала меры ни в обуревавших ее страстях, ни в фантастических для него расходах.
И чего только столио одно ее имение Груссе во Франции, переполненное фамильными сокровищами.
Как поговаирвали, среди этих богатств были даже картины Леонрадо да Виннчи.
А чего столио ее палаццо в Милане и прекрасная вилла на озере Комо, которую посещали такие мировые знаменитости, как композиторы Россини и Доницетти.
Но он зря комлпексовал, поскольку и сама Самойлова вдруг почувствовала себя словно привороженной к этому хрупкому человеку с лицом, тонким и выразительным, как у древнегреческого бога, плохо слышащим на одно ухо, и как то трогательно — изящно склоняющим голову к тому, с кем он разговаривал.
Вряд ли сам Брюлов надеялся на что-то большее, нежели любезная беседа со знаменитой графиней, но ему очень не хотелось расставаться с нею, поскольку он уезжал в имение к Гагариным.
А все дело было в том, что в те дни он переживал не лучшие времена из-за трагической любви его ученицы француженки Аделаиды Демулен.
Девушка преследовала его по пятам и чуть ли не каждая их встреча заканчивалась страшной сценой ревности.
Всякий раз Брюлову с огромным трудом удавалось успокоить влюбленную в него женщину, но на следующий день все опять повторялось.
Так продолжалось несколько месяцев.
Художник осунулся, потерял аппетит и стал плохо спать. При каждом шорохе он в испуге оборачивался, полагая, что это Аделаида крадется за ним.
Все закончилось страшно. В приступе очередного припадка ревности несчастная кинулась в воды римского Тибра.
Понимая, что, так или иначе, но именно он стал причиной смерти молодой женщины, художник несколько дней пребывал в глубокой меланхолии.
Не щадили его и друзья, которые обвиняли его в равнодушии.
— Я не любил ее, — оправдывался Карл Павлович, — и последнее письмо ее прочитал, лишь узнав о ее смерти…
Брюлов не кривил душой. Он на самом деле не любил Аделаиду. И, конечно же, он не мог связать с ней свою жизнь только потому, что она этого хотела.
«Это происшествие наделало в Риме много шума, — писал в своих воспоминаниях князь Г. Г. Гагарин. — Чтобы извлечь Брюллова из того затруднительного положения, в какое он попал по собственной вине, мои родители предложили ему уехать вместе с нами на некоторое время за город.
Он понял, что отдых среди чудной природы, совмещенный с правильной жизнью в семье, пользующейся общим уважением, может благотворно повлиять на его потрясенную душу и что новая жизнь поможет ему восстановить себя в общественном мнении, и принял наше предложение».
Гибель несчастной девицы Демулен повергла Карла Брюллова в состояние депрессии.
Князь Гагарин, чтобы оберечь художника от хандры и сплетен, увез его в имение Гротта-Феррата, и там он стал постепенно залечивать свое горе чтением и работой.
Однако уже влюбленная в него гарфиня не забыла о нем, и, словно мятежный вихрь, ворвалась в его тихую сельскую жизнь.
Со стороны могло показаться, что Юлия Павловна способна нести мужчинам одни лишь страдания и несчастья, но для Карла Брюллова она стала его спасительницей.
— Едем! — решительно объявила она. — Может, грохот Везувия, готового похоронить этот несносный мир, избавит вас от меланхолии и угрызений совести! Едем в Неаполь!
Они поехали, и уже в пути Брюллов признался, что ему страшно.
— Вы боитесь погибнуть под прахом Везувия? — насмешливо спросила его спутница.
— Нет, — покачал головой Брюллов. — Рафаэль прожил тридцать семь лет, а я вступаю уже в третий десяток и ничего великого еще не свершил…
— Так свершайте, — смеялась Юлия…
И Брюллов совершил.
«Последний день Помпеи» прославил живописца сразу и на века.
Появление этого полотна вызвало бурный восторг в Италии и в России.
Это великое произведение вызвало в Италии безграничный энтузиазм.
Города, где картина была выставлена, устраивали художнику торжественные приемы; ему посвящали стихотворения, его носили по улицам с музыкой, цветами и факелами.
Его повсюду принимали с почетом как общеизвестного, торжествующего гения, всеми понятого и оцененного.
Потом она была выставлена в Лувре.