– Кто такой безработный в наше время, знает каждый. Это пария, это изгой самому себе, своим ближним, – и спросил: – Знаешь, Гуля, я читал историческую монографию о древних славянах. У них, когда умирал родовитый человек, вместе с ним хоронили всех его жён и рабынь. Я для тебя умер. Ты могла бы на такое решиться… добровольно войти в их число и последовать за мной?
– Кстати, – встала она в позу, – теперь не я в твоем подчинении, а ты у меня. И это я должна задать тебе подобный вопрос.
Повисло молчание. Звездинцев качал головой от безысходности и неопределенности.
– Нет? Как знаешь, – сделал попытку уточнить он. – Отвечать необязательно, просто сразу хорошую мысль не отбрасывай.
– Я подумаю, но я не рабыня, свободной женщине не пристало даже пробовать, а ты давай иди спать! – услышал он.
– А всё же?
Ответа не последовало. Гуля задумчиво смотрела в потолок.
Однажды Звездинцев заглянул в командирскую рубку. Гуля поливала цветок, росток был малой величины. Звездинцев радостно поприветствовал:
– Салют, дорогая! Дернул дверь по старой привычке.
Гуля подчеркнуто холодно ответила:
– Здравствуйте! Извините, Павел Васильевич, у меня работа.
Звездинцев чуть не вскипел.
– Прости, не туда попал!
– Кстати, – сказала она. – Заходите, есть серьезный разговор.
Звездинцев переспросил:
– Разве я тебе передал не все дела?
И услышал:
– Зачем ты подписывал фиктивные ведомости?
– Бог мой, какие? – возмутился он.
– Думаешь, я не знаю? А липовые отчеты?
– Если знаешь, зачем спрашиваешь?
– Здесь вопросы задаю я!
– Спрашивай.
– Я работала на должностях вплоть до уборщицы. Где мои деньги? – ошарашила вопросом жена.
– Ну… я не знаю… – подписался в беспомощности Звездинцев. – Обращайся с претензиями на Землю.
В отместку, что называется любви… то тут пришли сплошные мракобесие и беспредел, несмотря на то, что муж строил масляные, ласковые глазки жене. У Гули – у той самой Гули, что некогда хвостом таскавшаяся за ним по знаменитым местам и кабакам, заглядывавшая когда-то в глаза с преданностью кролика по отношению к удаву, и исполнявшая любое, даже малейшее его желание, будь то в быту, будь то в светской жизни или в постели – у той самой Гули теперь нервно дрожали губки от недовольства.
– У нас ссоры всякий раз, – говорила она, – когда ты начинаешь приставать ко мне буквально, и с разными отвратительными мыслями. Это уже переходит всякие порядочные нормы.
Почему-то Звездинцев еще не переставал удивляться, задавался вопросами, мучился сомнениями. Не нравилась деловитость жены, но куда он годился, если не обладал достаточным влиянием?
– Что мне делать, Гулечка, как быть? – елейным голосом спрашивал он. – Моцарт не выходил из нищеты, тем не менее, получал полный пакет любви и признание публики в жизни. Я же живой человек.
Гуля смотрела на него оскорбленным взглядом.
– Я не знаю, живой ты или не живой, но то, что ты не мужчина – однозначно!
– Я – мужчина! – попробовал он встать в обиженную позу.
И ошеломленно получил ответ:
– Настоящий мужчина – это тот, кто зарабатывает деньги!
– Даже, если импотент? – попытался он язвительно вступить в дискуссию, защищая честь мундира своих собратьев по полу.
И получил очередную оплеуху:
– Даже если у него вообще нет мужских атрибутов!
– Ну, знаешь, дорогая!.. Я тебя не понимаю, – покачал головой расстроенный Звездинцев. – Какой-то по счету Людовик сказал: “Пока у меня остается подвижным мизинец, я – мужчина”. Бывали времена, когда не очень-то тебя прельщали деньги. Вспомни, ты студентка-первокурсница была в невестах, а я простой курсант, и тебя преследовала только одна неуемная страсть выйти за меня замуж.
– Не помню. С годами старые приоритеты уходят, – вставила Гуля.
– Но все может измениться, полет закончится, – с надеждой в голосе воскликнул он. – И вот тогда ты поздно, но поймешь…
Гуля иронически смерила его с ног до головы.
– Это через сколько лет?
– Ты же знаешь, через пятнадцать, если все будет хорошо.
Звездинцев, действительно не узнавал собственную жену, целыми днями слонялся от безделья. Для привыкшего вкалывать трудоголика остаться без занятия – это катастрофа. Гуля преподнесла наглядный урок лодырю. Только сейчас он по-настоящему осознал, что мужик должен нести достаток в дом. Мужик без работы – это, конечно, мужик, но недееспособный мужик.
Звездолет медленно тащился по необозримому космосу и навевал тоску. Далекие светила были безразличны и холодны к участи Звездинцева. Он часами смотрел в иллюминатор, страдал и философствовал. Он сравнил женщину с лужей, которую никогда не переплюнешь, а бесправного мужчину… опять же с лужей, которую легко выпить, и не лопнуть.
Он попытался вразумить жену.
– Мне надоело ходить из стороны в сторону по кораблю и изнывать от безделья! – однажды заявил он.
Гуля с укоризной посмотрела на него.
– Это манифест или протест? – спросила она.
На что Звездинцеву сказать было нечего.
Он в какой-то момент пал духом и заливал техническим спиртом горе, но Гуля отобрала ключи, а спиртное поместила в сейф.