– Нет, они написаны хорошим латинским языком – так, как писали лет триста назад. На пергаменте. Я так и вижу, как один из великих понтификов той эпохи разбирает оригиналы и делает с них копии. – Он откинулся назад на своем ложе. – Я еще нашел каменные таблицы, на которых начертано такими же буквами, как и на Черном камне. Они такие старые, что я едва узнал латынь. Думаю, это самая древняя латынь, ровесница песни салиев. Но я расшифрую ее!
Его мать с любовью смотрела на него.
– Надеюсь, Цезарь, среди всех религиозных и исторических исследований ты найдешь время вспомнить, что в этом году ты выставляешь свою кандидатуру на должность претора. Тебе нужно уделять внимание обязанностям великого понтифика, но нельзя пренебрегать карьерой на Форуме.
И Цезарь не забыл об этом. Свою предвыборную кампанию он провел с надлежащим размахом и энергией. А каждый вечер в его кабинете допоздна горели лампы, пока он работал над тем, что называл «Хрониками царей». И благодарил всех богов за того неизвестного великого понтифика, который расшифровал и переписал эти тексты на пергамент. Где хранились оригиналы и какими они были, Цезарь не знал. Их не оказалось на таблицах, которые он нашел. Те, решил Цезарь, предварительно просмотрев их, относились к периоду ранних царей. Может быть, даже ко времени Нумы Помпилия. Или Ромула? Что за мысль! Даже страшно! Ничто на пергаменте и на камне не было исторической летописью. И то и другое имело отношение исключительно к законам, правилам, религиозным ритуалам, наставлениям, должностным обязанностям и чинам. Их необходимо опубликовать как можно скорее. Весь Рим должен знать, какое сокровище находится во дворце Нумы. Варрон будет в восторге. И Цицерон – тоже. А Цезарь устроит званый обед.
Венцом этого необычного года взлетов и огорчений стала для Цезаря первая строчка на курульных выборах, проводимых в начале квинтилия. Все центурии называли его имя. А это значило, что его непременно изберут. Цезарь мог быть в этом уверен еще до того, как проголосует последний выборщик. Филипп, его друг еще с осады Митилены, будет его коллегой. И еще – вспыльчивый младший брат Цицерона, хрупкий Квинт Цицерон. Но, увы, и Бибул тоже стал претором.
Когда бросили жребий, чтобы решить, кому какая работа достанется, Цезарь одержал полную победу. Он будет городским претором, самым старшим среди восьмерых. Это означало, что Бибул не сможет донимать его (он получил суд по делам о насилии), а вот Цезарь как раз сможет донимать Бибула!
Пора разбить сердце Домиции, бросив ее. Она оказалась настолько осторожной, что Бибул ни о чем не подозревал. Но он непременно обо всем узнает, как только она начнет рыдать и стенать. Все они так делают. Кроме Сервилии. Может быть, поэтому их связь и продолжается так долго.
Часть IV
1 января – 5 декабря 63 г. до Р. Х.
Не повезло Цицерону. Он стал консулом в период тяжелой экономической депрессии, и, поскольку экономика не являлась его коньком, настроение у него было довольно мрачное. Это совершенно не то консульство, о котором он мечтал! Он хотел, чтобы впоследствии о консуле Цицероне говорили как о человеке, который подарил Риму спокойный, безмятежный год, как обычно вспоминали о совместном консульстве Помпея и Красса, бывшем семь лет назад. Имея Гибриду в качестве младшего коллеги, следовало ожидать неизбежного: вся слава достанется ему. А значит, Цицерону лучше не ссориться с Гибридой, как Помпею с Крассом.
Экономические трудности Рима шли с Востока, который в течение двадцати лет был закрыт для римских деловых и торговых операций. Сначала его захватил царь Митридат. Затем Сулла, вырвав Восток у Митридата, ввел там достойные похвалы финансовые правила и таким образом помешал всадникам Рима возвратиться к старым дням, когда они буквально «доили» восточные провинции. К тому же пираты, хозяйничавшие на море, не способствовали развитию торговли к востоку от Македонии и Греции. Следовательно, те, кто собирал налоги, давал деньги в долг, торговал пшеницей, вином и шерстью, держали свой капитал дома. Ситуация осложнилась еще больше, когда в Испании разразилась война с Квинтом Серторием, несколько засух подряд снизили урожаи, а Наше море стало опасным для плавания.
Все это способствовало тому, что в течение двадцати лет капитал и инвестиции концентрировались исключительно в Риме и Италии. Не представлялось никаких соблазнительных возможностей для римских коммерсантов, которые заставили бы их решиться на путешествие по морю. Поэтому им не нужно было изыскивать большие суммы денег. Проценты у ростовщиков стали низкими, арендная плата упала, инфляция, наоборот, выросла, и кредиторы не торопились требовать долги.