Но беда в том, что Фульвия Нобилиор почти ничего не добавила к тому, что уже рассказала Теренция. Только изложила все очень эмоционально и сумбурно. Курий был по уши в долгах, он много проигрывал, много пил. В последнее время часто совещался с Катилиной, Луцием Кассием и их дружками, а после одного из таких совещаний пришел домой веселый, обещая своей любовнице всевозможные блага в ближайшем будущем.
– Зачем ты рассказываешь все это мне, Фульвия? – спросил Цицерон в растерянности.
Он был сбит с толку не меньше, чем сама Фульвия, поскольку не мог понять, почему она в таком ужасе. Всеобщее аннулирование долгов – конечно, плохая новость, но…
– Ты же старший консул! – захныкала она, ударяя себя в грудь. – Я должна была кому-то сказать!
– Дело в том, Фульвия, что ты не предоставила мне никаких доказательств того, что Катилина планирует всеобщее аннулирование долгов. Мне нужны надежные свидетельства! Ты лишь поведала мне историю, а я не могу явиться в сенат, не имея ничего более весомого, нежели история, рассказанная мне женщиной.
– Но это ведь неправильно – аннулирование долгов, да? – спросила она, вытирая глаза.
– Да, очень неправильно, и ты хорошо сделала, что пришла ко мне. Но необходимы доказательства, – повторил Цицерон.
– Лучшее, что я могу предложить тебе, – это несколько имен.
– Тогда назови их.
– Два человека, которые раньше были центурионами Суллы, – Гай Манлий и Публий Фурий. У них есть земли в Этрурии. И они говорили о людях, которые намерены приехать в Рим на выборы. И если Катилина и Кассий станут консулами, долги перестанут существовать.
– Фульвия! И как же я должен связать двух экс-центурионов Суллы с Катилиной и Кассием?
– Я не знаю!
Вздохнув, Цицерон поднялся:
– Хорошо, Фульвия, я искренне благодарю тебя за то, что ты пришла ко мне. Попытайся точно разузнать, что происходит, и, как только у тебя появится реальное свидетельство, что нечто нехорошее просочилось перед выборами на Марсово поле, скажи мне. – Он улыбнулся ей, надеясь, что это выражение симпатии выглядит достаточно платонически. – Продолжай действовать через мою жену, а она сообщит мне.
Когда Теренция увела посетительницу, Цицерон снова уселся и погрузился в раздумья. Но наслаждаться такой роскошью ему дали недолго. Через несколько минут Теренция поспешила вернуться.
– И что ты об этом думаешь? – осведомилась она.
– Если бы я знал, дорогая.
– Ну, – она нетерпеливо наклонилась вперед, потому что больше всего на свете ей нравилось давать мужу политические советы, – я скажу тебе, что я думаю! А я думаю, что Катилина замышляет революцию.
– Революцию? – взвизгнул Цицерон.
– Правильно. Революцию.
– Теренция, революция не имеет ничего общего с предвыборной кампанией, основанной на обещании всеобщего аннулирования долгов! – возразил он.
– Ты не прав, Цицерон. Как могут законно избранные консулы инициировать такую революционную меру, как всеобщее аннулирование долгов? Ты очень хорошо знаешь, что такие замыслы появляются у людей, которые хотят свергнуть правительство. Таким был Сатурнин. Таким же был Серторий. Это диктаторы и всадники восемнадцати первых центурий. Как могут консулы провести подобную меру законным путем? Даже если они предложат ее народу в трибах, по крайней мере один плебейский трибун непременно наложит на нее вето уже на сходке, не говоря уже об официальном обнародовании законопроекта. И ты думаешь, что те, кто выступает за всеобщее аннулирование долгов, не понимают всего этого? Конечно понимают! Любой, кто проголосует за кандидатов, пропагандирующих такую политику, будет считаться революционером.
– О-о, это уже пахнет кровью, – медленно произнес Цицерон. – О Теренция, только не в мое консульство!
– Ты должен помешать Катилине баллотироваться, – сказала Теренция.
– Я не могу этого сделать, не имея доказательств.
– Тогда нам нужно их найти, – объявила Теренция, направляясь к двери. – Кто знает? Может быть, мы с Фульвией сможем убедить Квинта Курия дать показания.
– Это помогло бы, – сухо произнес Цицерон.
Семя было заронено. Катилина замышляет революцию. И хотя события последующих месяцев, казалось, подтверждали это, Цицерон так и не узнал, когда у Луция Сергия Катилины появилась идея революции: до или после тех роковых выборов.
Старший консул стал усиленно собирать всю информацию, какую только мог найти. Он послал агентов в Этрурию и в другой традиционный очаг мятежей – самнитскую Апулию. И конечно, все они сообщили: да, действительно, ходят слухи, что, если Катилина и Луций Кассий станут консулами, они проведут закон о всеобщем аннулировании долгов. Что касается более существенных доказательств надвигающейся революции, как, например, сбор оружия или тайная вербовка солдат, – такого не обнаружено. Однако Цицерон решил, что у него уже достаточно свидетельств, чтобы попытаться что-то предпринять.
Курульные выборы консулов и преторов были намечены на десятый день квинтилия. Девятого квинтилия Цицерон отложил их на одиннадцатое число, а десятого созвал заседание сената.