Женщины Цезаря

Конечно, все сенаторы явились на это заседание, любопытствуя, что же случилось. Все, кто не был болен и находился в это время в Риме, пришли очень рано и убедились, что многоуважаемый Катон уже сидит с пачкой свитков у ног, держа в руках развернутый свиток и читая его медленно и сосредоточенно.

– Отцы, внесенные в списки, – обратился старший консул после завершения необходимых ритуалов и формальностей, – я собрал вас здесь, в курии, а не на септе для голосования, чтобы вы помогли мне разобраться в одном непонятном деле. Я прошу прощения у тех из вас, кому я тем самым причинил беспокойство, и могу лишь надеяться, что результат нашего собрания даст возможность провести завтрашние выборы.

Было видно – все ждут объяснения. На этот раз Цицерон не стал испытывать терпение аудитории. Он надеялся выяснить все и сразу и заставить Катилину и Луция Кассия понять: их замысел провалился – теперь, когда он стал известен всем. Цицерон рассчитывал уничтожить в зародыше любые планы, которые мог лелеять Катилина. Ни мгновения Цицерон не предполагал, что та революция, которую предвидела Теренция, представляет собой нечто более серьезное, чем болтовню после выпитого вина, и некоторые экономические меры, к которым чаще призывают мятежники, чем законопослушные консулы. После Мария, Цинны, Карбона, Суллы, Сертория и Лепида даже Катилина должен был понять, что разрушить Республику не так-то просто. Он был скверным человеком, Луций Сергий Катилина, – все это знали, но, пока его не выбрали консулом, у него не было властных полномочий, у него не было ни империя, ни армии. Да и клиентов в Этрурии у него гораздо меньше, чем было их у Мария или Лепида. Поэтому Катилина просто стремился напугать всех, чтобы с ним захотели сотрудничать.

Никто, думал старший консул, оглядывая ряды сената, не догадывается, в чем дело. Красс сидит с равнодушным видом, Катул постарел, а его зять Гортензий имеет довольно потрепанный вид, у Катона волосы торчат дыбом, как шерсть у злой собаки. Цезарь поглаживает макушку, чтобы убедиться, что редеющие волосы все еще прикрывают его череп. Мурена несомненно нервничает из-за этой задержки. А Силан не так здоров и бодр, как утверждают его доверенные лица. И наконец среди консуляров величаво восседает великий Луций Лициний Лукулл, триумфатор. Цицерон, Катул и Гортензий пустили в ход все свое красноречие, чтобы убедить сенат разрешить Лукуллу триумф. А это означало, что настоящий завоеватель Востока теперь мог пересечь померий и занять свое законное место в сенате и в колодце комиция.

– Луций Сергий Катилина, – обратился Цицерон с курульного возвышения, – я был бы благодарен тебе, если бы ты поднялся.

Сначала Цицерон намеревался обвинить также и Луция Кассия, но, подумав, решил, что лучше сосредоточиться на одном Катилине, который теперь стоял, недоумевая. Какой красивый мужчина! Высокий, хорошо сложенный, с головы до пят патриций-аристократ. Как же Цицерон ненавидел их, этих Катилин и Цезарей! Почему его в высшей степени приличное плебейское происхождение делает его в глазах окружающих каким-то вредным наростом на теле Рима?

– Я стою, Марк Туллий Цицерон, – тихо напомнил Катилина.

– Луций Сергий Катилина, тебе известны люди по имени Гай Манлий и Публий Фурий?

– Так зовут двух моих клиентов.

– Тебе известно, где они сейчас находятся?

– Надеюсь, в Риме! Как раз сейчас они должны были быть на Марсовом поле и голосовать за меня. А вместо этого, думаю, сидят где-нибудь в таверне.

– А где они были совсем недавно?

Черные брови Катилины взлетели вверх.

– Марк Туллий, я не требую от своих клиентов, чтобы они мне докладывали обо всех своих передвижениях! Я знаю, что ты – ничтожество, но неужели у тебя так мало клиентов, что ты даже не имеешь понятия об отношениях между клиентом и патроном?

Цицерон густо покраснел:

– И ты не удивишься, узнав, что Манлия и Фурия недавно видели в Фезулах, Волатеррах, Клузии, Сатурнии, Ларине и Венузии?

Катилина удивленно моргнул:

– А почему это должно меня удивить, Марк Туллий? У них обоих имеются земли в Этрурии, а у Фурия есть еще земля и в Апулии.

– Тогда, может быть, тебя удивит то, что и Манлий, и Фурий говорили всем, кто имеет право голосовать в центуриатных комициях, что ты и твой предполагаемый коллега Луций Кассий намерены узаконить всеобщую отмену долгов, если вы станете консулами?

Катилина расхохотался. Успокоившись, он уставился на Цицерона, словно тот вдруг сошел с ума.

– Вот это действительно меня удивило! – сказал он.