– Чушь! Абсолютная чушь! Даже самый неумелый Птолемей не сможет растранжирить и десятой доли того, что получает. Его доход от страны содержит всю страну: фараон платит своей армии бюрократов, своим солдатам, морякам, охранникам, жрецам, он даже платит за свои дворцы. Египтяне уже много лет ни с кем не воюют, только друг с другом. И деньги просто переходят от победителя к победителю, но никогда не уходят из самого Египта. Свой личный доход фараон откладывает, а все сокровища – золото, серебро, рубины, слоновую кость, сапфиры, бирюзу, сердолик, ляпис-лазурь – он никогда не переводит в деньги и тоже приберегает. Кроме тех, которые фараон отдает мастерам и художникам, чтобы сделать из них предметы мебели или украшения.
– А как насчет похищения золотого саркофага Александра Великого? – задал Цезарь провокационный вопрос. – Первый Птолемей, названный Александром, был таким бедным, что переплавил саркофаг в золотые монеты и заменил его сегодняшним, хрустальным.
– И ты туда же? – презрительно фыркнул Красс. – Это же смешно! Тот Птолемей находился в Александрии всего пять дней, а потом убежал. И ты хочешь мне сказать, что за пять дней он смог перетащить вещь из цельного золота весом не меньше четырех тысяч талантов, разбить ее на кусочки, достаточно маленькие, чтобы уместить их в плавильную печь, расплавить все эти кусочки во множестве таких печей, а потом начеканить несколько миллионов монет? Он не смог бы этого сделать и за целый год! Где твой здравый смысл, Цезарь? Прозрачный хрустальный саркофаг, достаточно большой, чтобы в него поместилось тело человека, – да, да, я знаю, что Александр Великий был маленького роста! – стоил бы в десять раз дороже саркофага из цельного золота. И понадобились бы годы, чтобы изготовить подобный саркофаг. А ведь еще требуется найти столь огромный кусок хрусталя! Логика подсказывает мне, что кто-то случайно отыскал именно такой большой камень и замена одного гроба другим случайно совпала с пребыванием в Александрии Птолемея Александра. Жрецы хотели видеть Александра Великого.
– Фу! – брезгливо сказал Цезарь.
– Нет-нет, они его очень хорошо сохранили. Я думаю, сегодня он такой же красивый, как был при жизни, – сказал Красс, увлекаясь.
– Марк, оставим спорный вопрос о том, насколько хорошо сохранился Александр Великий. Нет дыма без огня, ты же знаешь. Мы вечно слышим рассказы о том или другом Птолемее, бежавшем без сестерция в кармане. Нет в Египте тех богатств, о которых ты говоришь.
– Ага! – торжествующе воскликнул Красс. – Истории основаны на ложных посылках, Цезарь. Просто сокровища Птолемеев и богатства страны находятся не в Александрии. Александрия – искусственный привой на дереве Египта. Жрецы в Мемфисе – вот истинные хранители египетской казны, и именно там она находится. А когда какой-нибудь Птолемей – или какая-нибудь Клеопатра – бывают вынуждены смотать удочки, они не бегут к Дельте, в Мемфис, а отплывают из порта Кибот в Александрии и направляются к Кипру, в Сирию или на остров Кос. Поэтому они и не могут наложить руки на огромные запасы денег и сокровищ. К их услугам лишь те фонды, которые находятся в Александрии.
Цезарь вздохнул, откинулся в кресле, заложив руки за голову.
– Дорогой мой Красс, ты меня убедил, – торжественно проговорил он.
Успокоившись после этих слов, Красс заметил иронию в глазах Цезаря и расхохотался:
– Бессовестный! Ты дразнил меня!
– По поводу Египта я согласен с тобой во всем, – сказал Цезарь. – Но беда в том, что тебе никогда не удастся подбить Катула на такую авантюру.
Самому Цезарю тоже не удалось убедить Катула, а Катул отговорил сенат. В результате менее чем через три месяца нахождения в должности и задолго до того, как они смогли проверить список сословия всадников – не говоря уже о том, чтобы проверить их имущественный ценз, – совместное цензорство Катула и Красса закончилось. Красс публично сложил с себя полномочия, многое порассказав о Катуле, и все нелестное. Он находился в должности так недолго, что сенат решил выбрать новых цензоров на следующий год.
Цезарь поступил как настоящий друг, выступив в сенате в защиту обоих предложений Красса – за предоставление прав римского гражданства галлам, живущим по ту сторону Пада, и за захват Египта. Но главный интерес Цезаря в том году заключался в другом: его избрали одним из двух курульных эдилов. Это означало, что теперь ему дозволялось сидеть в курульном кресле из слоновой кости и на улице перед ним шли два ликтора с фасциями. Цезарь поднимался по