Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Но, несмотря на женитьбу и военные победы, положение Арпы все еще не было упрочнено. Монгольский обычай избирать монарха из числа членов ханской семьи канул в Лету, а прямая родственная связь с основателем династии по линии его сына Абаки долгое время была главным критерием легитимации нового правителя в глазах многих представителей хулагуидекой элиты. Судя по всему, существовало большое внутреннее противодействие «монгольским» манерам Арпы, и визири различных регионов оспаривали его право на правление. Правитель Багдада Али-падишах и дядя Абу Саида по материнской линии выдвинули альтернативного ильхана в лице Мусы (внука Байду) и решили напасть на Арпу[164]. Обе стороны вели военные действия в 1336 году, причем Арпа бежал, но в конечном итоге был схвачен и месяц спустя казнен. Новые ханы стали появляться в различных областях Ирана и Хорасана, имела место серия вооруженных столкновений, предательства и казни прошли чередой среди визирей и членов обширной монгольской правящей семьи [Spuler 1985: 107–115]. Из представителей многочисленных фракций преобладали два основных претендента: шейх Хасан «Бозорг» и шейх Хасан Кучек[165]. Пытаясь задобрить своих сторонников, они постоянно меняли союзы и назначали ханов, но интересно то, что в какой-то момент этой борьбы чопанидский шейх Хасан Кучек решил вернуться к монгольской традиции, никогда ранее не существовавшей в Иране, а именно назначить женщину, Сати-бек (пр. 1339), ильханом Ирана[166]. Будучи сама прямым потомком Хулагу и в то же время бывшей женой Чопана, она теоретически должна была стать подходящей регентшей в глазах обеих сторон. Отчаянные поиски правителя уже заставили некоторых вельмож пересмотреть вопрос о женском правлении в качестве последнего варианта за некоторое время до назначения Сати-бек[167].

Таким образом, в хаотичные последние годы на троне Государства Хулагуидов в конце концов оказалась женщина. Казалось, когда в мечетях ее имя упоминалось в хутбах и в честь ее царствования чеканились монеты, это означало, что она получила признание как правительница[168]. Однако ее воцарение было частью политического маневра, проведенного Хасаном Кучеком в контексте внутренних разногласий в Иране. Сати-бек было предоставлено катастрофически мало полномочий для осуществления какой-либо политической власти[169]. В источниках она изображается как марионетка в руках Хасана. Он самолично отправил своему сопернику послание, в котором предложил ему Сати-бек в жены, преследуя единственную цель — заманить того в ловушку. По словам Хафиз-и Абру, Сати-бек не имела права голоса в этом вопросе и полностью зависела от желаний мужчин — членов правящей семьи и принцев [Bayani 1936: 128–129; 1971: 160]. Соответственно, источники этого периода предлагают совершенно иной взгляд на влияние женщин, чем документы более раннего периода Монгольской империи. Разница между этой царицей и хатунами кочевников середины XIII века весьма существенна. Женщины в этот период, похоже, утратили свое значение, поскольку они не только больше не принимали активного участия в государственных делах, в отличие от своих предшественниц — монгольских императриц, но и были лишены экономической автономии и тех весьма влиятельных позиций, которые они когда-то занимали (см. главу 4). Похоже, эти женщины играли только символическую роль, когда не было консенсуса относительно того, кто должен быть правителем-мужчиной, а женское правление полностью зависело от мужской опеки. Именно в этих условиях правление единственной официальной царицы Государства Хулагуидов длилось всего девять месяцев, а далее «в конце 739 года [июль 1339 года] „маленькому“ амиру Шейху Хасану пришло в голову, что Ираном не может править женщина… и он заставил Сати-бек выйти замуж за Сулейман-хана» [Khwandamir 1954, III: 228; Thackston 1994: 131; Bayani 1936: 130; 1971: 162], что положило конец правлению рода Хулагу, который прибыл в Иран более чем за восемьдесят лет до этих событий.