Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Главной женой Мункэ во время его восшествия на престол была Кутуктай-хатун [Rawshan, Musavi 1994, II: 820; Boyle 1971: 197]. Она родила ему сына и дочь и была преданной христианкой при дворе своего мужа [Dawson 1955:161; Rockhill 1900:184]. Она часто посещала несторианскую церковь и буддийские храмы, которые находились при дворе. Рубрук присутствовал в церкви и видел, когда она простерлась ниц, приложившись лбом к земле по несторианскому обычаю, затем они коснулись всех статуй правой рукой, всегда целуя руку после этого; затем они протянули свою правую руку всем присутствующим в церкви, ибо таков был обычай несториан при входе в церковь [Rossabi 1979: 167][348].

Эта женщина не только активно участвовала в религиозных ритуалах, но и, похоже, заранее была хорошо информирована об этих церемониях. Внутри церкви она снимает богтах и приказывает всем уйти, пока она, предположительно, будет креститься [Dawson 1955: 161–162; Rockhill 1900: 184–185]. В другой раз сам Мункэ-хан вошел в церковь и сел рядом со своей женой перед алтарем. Был ли это акт религиозного компромисса, способ задобрить христианскую общину при дворе или просто акт дружелюбия по отношению к своей главной жене, неясно, но похоже, что степень вовлеченности правительницы в христианство была такова, что она могла служить посредником между христианами и монголами [Dawson 1955: 162–163; Rockhill 1900: 185–186][349]. Обязательства Мункэ в отношении христианства были неоднозначными, но приверженность его жены христианским общинам была такова, что она оставалась с ними после того, как ее муж, раздав деньги, еду и вино монахам и священникам, уезжал, пока дама, «уже пьяная, не садилась в телегу, а священники пели и трещали, и она ехала своей дорогой» [Rawshan, Musavi 1994, II: 963; Thackston 1998: 472][350].

Взаимодействие между хатунами и религиозными лидерами в илъханидском Иране

Некоторые из женщин, сопровождавших монгольский поход Хулагу на завоевание Ирана, были христианками. Они приспособили палатки под церкви, где могли служить священники, монахи и поклоняться монгольские хатуны. Среди тех женщин, которые имели церковь в своей орде, была жена Хулагу, Докуз-хатун. Рашид ад-Дин связывает благосклонность ильхана к христианству с ролью его жены. По словам персидского историка, «у ворот орды Докуз-хатун всегда ставили церковь и звучал накус» [Blake, Frye 1949: 341]. О церкви также упоминают христианские источники, которые добавляют, что «она очень любила всех христиан, армян и сирийцев, так что ее шатер был церковью, и с ней путешествовал глашатай и много армянских и сирийских священников» [Richard 1977: 102; Luttwak 2009: 143; Talbot 2001: 296; Vasary 2009: 95]. Даже немонгольским христианским женщинам было разрешено создавать места поклонения и поддерживать свои традиции. Когда Мария Палеолог (Деспина-хатун), незаконнорожденная дочь византийского императора Михаила III Палеолога (ум. 1282), приехала в Иран в рамках брачного союза между монголами и Византией, она привезла с собой христианского православного епископа и основала епископство в Тебризе.

Личные убеждения Докуз-хатун и политическая стратегия монголов в Иране, казалось, шли рука об руку: благосклонность к христианам была способом расширить контроль над преимущественно мусульманским Ираном. Но когда планы Государства Хулагуидов изменились, ее личные религиозные взгляды перестали соответствовать новым политическим реалиям. Хотя сын Кутуй-хатун был тесно связан с суфийскими шейхами, а сама она в период управления государством от имени своего сына проводила политику сближения с мусульманами, несколькими годами ранее она без колебаний вступилась за христианские обряды, исполнение которых было приостановлено из-за соперничества между исламом и христианством в Азербайджане. В 1279 году она лично отправилась в город Марата и призвала христианскую общину восстановить ритуал освящения воды в день Богоявления[351]. Она «приказала христианам идти по их обычаю с крестами, подвешенными к наконечникам копий» [Budge 2003: 460].